Паутина миров - Максим Хорсун

Так старый Том Два Ворона, некогда торговавший «ловцами снов» в городках на краю пустыни, оказался поглощен и извергнут дважды. Он прожил честную жизнь, потерял сыновей на войне, сумел объединить испуганных и растерянных соплеменников, проглоченных Баксбакуаланксивой в Форте-Мохаве и вывернутых на жесткую почву Железных прерий, попытался сохранить в них стремление к лучшей жизни, чем та, которой удостоились их предки. И не его вина, что дурные мысли проскользнули, а добрые запутались в тенетах гигантского «ловца снов».

…Тело Говорящей с Луной, омытое и очищенное в соответствии с ритуалом, вынесли из «вигвама мертвых» и положили в ящик. Люди Племени немедленно побросали повседневные дела, столпились поодаль, жадно наблюдая за всеми этапами начинающегося ритуального обряда. Десять воинов во главе с Джеком Слепым Бизоном, который был одним из гамацу, подняли легкий ящик и понесли его на берег реки. Следом семенили старухи, дымили трубками и причитали. За старухами шел вождь, Ален Холодное Солнце, в окружении других гамацу, а за ними, держась на почтительном расстоянии – народ.

На берегу лежали пироги. Самая большая и вместительная принадлежала вождю. Сам Холодное Солнце сопровождать прорицательницу не намеревался. Он задумал набег на Дальние Гнезда – руины города зубоклювых, откуда эти пернатые бандиты часто наведывались в стойбище с целью грабежа. Ближние Гнезда великий вождь уже разорил, и почти год Племя не знало беды. Но едва прерии стали увядать, зубоклювые возобновили свои вылазки. Поэтому у Алена Холодное Солнце были иные заботы, нежели сопровождение мертвой старухи к Белым порогам. Впрочем, выделив для ее доставки туда свое флагманское судно, вождь проявил достаточно уважения к той, кто умела говорить с Луной, еще не виданной в небе этого мира.

Пирогу спустили на воду. Воины подняли ящик с телом Вельвы на борт и взялись за весла. Процессия провожающих сгрудилась на берегу. В молочные воды никто войти не решался – началась миграция кайманов, которые в это время года становились неумеренно агрессивны. Джек Слепой Бизон напевно выкрикнул команду, гребцы столкнули пирогу с мелководья, быстрое течение Колорадо развернуло ее бортом к берегу. Дружно ударили весла, вынося суденышко на стремнину. Гребцы ритмично запели. Вслед им зазвучали пожелания гладкой воды.

Течение подхватило пирогу, гребцам оставалось лишь удерживать ее на стрежне. Стойбище скрылось за излучиной. Потянулись однообразные берега, заросшие пугливым ивняком – тонкие красноватые ветки которого, склоненные к воде, старались избегать любого прикосновения к себе. В кустарнике настороженно наблюдал за пирогой полосатый медведь. Журавли-шептуны, завидев ее, прикрывали головы кончиками крыльев, пришепетывая, как старухи. Из-под весел выпрыгивали рыбы-лягвы, мелькая задними лапками, таким вкусными, если их как следует прожарить.

Гребцы пели все веселее, весла мелькали глянцевыми лопастями. Острый форштевень пироги пенил речную гладь.

Вельва Говорящая с Луной уносилась навстречу солнцу.

Бронеход Батисты с ходу протаранил ворота, выпустил струю жидкого пламени по баррикаде. Люди Данеляна покатились огненными клубками – в молчании, которое хлестнуло по нервам уцелевших жестче крика.

– Отходи к главному корпусу! – скомандовал Корсиканец.

Он картинно опустился на одно колено, двумя руками сжимая посеребренную рукоять «беретты». Щелкнул едва различимый в гуле огня выстрел. Пуля отрикошетила от бронированного «фонаря» и ушла в зенит.

Сквозь стекло было видно, как жизнерадостно улыбается камерунец, налегая на гашетку правой пары излучателей. Короткие импульсы дейтериевой плазмы смертоносным веером прошлись по позициям защитников завода. Двор опустел. Только трупы с веселым треском догорали на размягченном асфальте.

Данелян безо всякой почтительности за рукав втащил Корсиканца в проходную главного корпуса. Не глядя, полоснул из «АКМ» по толпе хитников, перестоявшей квашней вливающейся на территорию. Нестройные проклятия и ответные выстрелы были отрезаны тяжелой железной дверью, которую Данелян тут же захлопнул. Банда мародеров, к которой, как ни прискорбно, присоединились многие бывшие ополченцы Корсиканца, и даже один предатель-гвардеец, ликовала. Предвкушение колбасного изобилия пьянило сильнее грибной настойки.

Корсиканец обвел взглядом жалкую горстку «защитников». Нераненых мужчин почти не осталось. Из полумрака на Корсиканца взирали глаза женщин и детей – злой волею судьбы и фага заброшенных в эти развалины из разных времен и миров. Маленький галактический интернационал, за который отвечал он, Фред Вельянов, бывший судебный исполнитель из Квинса. Сказать ему им было нечего. Сделать он для них тоже ничего не мог. Разве что – красиво умереть. Но умирать Корсиканцу не хотелось.

Затрещала рация. Он выхватил ее из кармана, буркнул:

– Слушаю!

«Фррр. д… Полынов гооо. ит… Яа… гоо. ов!»

– Давай, гвардеец! – заорал Корсиканец в микрофон. – Газуй! Цель – заводской двор! Там Батиста! Сожги его к едрене фене!

«Е-ээээ…» – отозвался Полынов, и его тут же заглушил свист двигателей взлетающего флаера.

Корсиканец поморщился, отключил рацию. Победным взором обвел своих людей и не людей. Подмигнул Оксанке. Она вместе с двумя арсианками и одной нгенкой перевязывала раненых. Невенчаная жена Кости Лещинского, который так и не вернулся из разведки, не удостоила самозваного императора вниманием. Она считала его виновным в исчезновении мужа.

«Ладно, пусть считает… – ожесточенно подумал Корсиканец. – Скоро у нее будет богатый выбор…»

Зарешеченные стекла заводской проходной задребезжали от ровного гула, который накатывался сверху.

– Ложись! – велел Корсиканец.

Все с привычной уже сноровкой попадали. Взвизгнула ракета «воздух – земля». Громыхнуло. Тяжко вздрогнул бетонный пол. Стеклянное крошево повисло в воздухе и вдруг сорвалось с места, прошивая задымленное пространство во всех направлениях. По стенам зазмеились трещины. Потолок угрожающе прогнулся и рухнул вниз. Фреда Вельянова спасло, что он лежал возле капитальной стены, которая удержала часть кровли.

Корсиканец приподнял голову, защищенную бронеходным шлемом, прохрипел, выплевывая мелкие осколки:

– Живые есть?

– Фред… сука… – прочитал он по губам лежащего неподалеку Данеляна. Из ушей его текла кровь.

Корсиканец встал – осколки осыпались с него шелестящей чешуей – огляделся. Люди, арсианцы, нгены, птичники темными плоскими мешками неподвижно валялись среди битого стекла, под обломками рухнувшей крыши. Взрыв вакуумного заряда штука страшная. Переступая через мертвых, Корсиканец подошел к Оксанке. Сорванная воздушной волной железная дверь превратила полное, пышущее здоровьем тело харьковчанки в какое-то невразумительное месиво.

– Я был не прав, милая, – пробормотал Корсиканец. – Выбора у тебя нет.

Он обошел мертвую, заметил в противоположном углу какое-то шевеление. Это был Ланальюк. Корсиканец приподнял его за ворот комбинезона, всмотрелся. Нген и впрямь был еще жив, но вместо лица у него было что-то неопределенно черно-розовое, вздувающееся пузырем. Бывший император аккуратно положил преданного своего слугу на пол, выдернул из кобуры пистолет. Это все, что он мог сделать для Ланальюка.