Паутина миров - Максим Хорсун

Выстрел словно разбил неживую завесу тишины. Мир наполнился звуками. Трещал огонь. Выл где-то в вышине флаер, заходя на новую атаку. Корсиканец сообразил, что ничего еще не кончилось. Пригибаясь, кинулся вдоль разгромленной проходной к покореженным воротам, ведущим в цех. За его спиной заулюлюкали излучатели бронехода. Камерунец все еще был жив и, видимо, пытался подбить флаер Полынова. Надо было побыстрее убираться отсюда, пока две боевые машины не схлестнулись в смертельном поединке. Корсиканец перелез через сорванную с опор двутавровую балку подъемной тали и оказался в сумрачном пространстве главного цеха.

Завод продолжал работать. Колбасная закваска с пыхтением лезла из всех щелей. Возле нее копошились победители, торопясь урвать от халявы как можно больше. Фреда Вельянова заметили. Попытались задержать. «Беретта» сработала без осечки, но вызвала ответный огонь. Корсиканцу пришлось бежать на полусогнутых, беспорядочно отстреливаясь. Возле каптерки, приспособленной Данеляном под директорский кабинет, Вельянов поскользнулся на недозрелой биомассе. Дейтериевая молния из ручного излучателя прошла над самой его головой, подкурчавив пушок за ушами. Корсиканец выстрелил наугад, по инерции влетел в «кабинет», прямиком в источающую влекущее зловоние пасть фага…

…Воняло ужасно.

Фред вскинулся, слепо таращась во тьму. Запах проникал в щель между пологом и стеной грота. Индейцы что-то готовили. Аппетита эта снедь заранее не вызывала, но Фред понимал, что есть придется. Натали его сразу предупредила: запас кукурузной муки у шатунов невелик. Да и в главном стойбище Племени она на исходе. Индейцы перестали выращивать кукурузу. На лепешки рассчитывать не приходилось, поэтому главным источником пропитания стала охота. Какую тварь варили сейчас в котелке, Фред мог только догадываться.

Зевая и почесываясь, он выбрался из грота.

Стемнело. Лишь у горизонта тлела багряная полоска. Сонно бормотала на порогах река. Фред спустился к самой кромке берега, набрал в ладони едва мерцающей белой воды. Умылся. При соприкосновении с речной влагой на коже появлялось едва заметное щекочущее ощущение. Вероятно, в реке обитали крохотные рачки. Отряхнув ладони, Фред выпрямился, посмотрел на ночное небо. Новое ночное небо в его жизни. Оно не походило на праздничную феерию Чертова Коромысла, но и с земным небом – тоже ничего общего. Узкая полоса из звезд, словно клинок, вонзенный в черноту Космоса.

Край Вселенной…

Фреду стало зябко, и он вернулся к костру. Шатуны сидели полукругом – плоские индейские лица озарялись оранжевым пламенем. Натали помешивала в котле. Все молчали, но молчание это не было гнетущим. Скорее походило на тихую минуту в кругу большой дружной семьи. К чему разговоры, когда и так хорошо?.. Два молодых воина дружно подвинулись, освобождая пришельцу место. Фред опустился, по-индейски поджав ноги. Потянул носом воздух. Запах из котла, смешанный с дымком, уже не казался ему ужасным. Фред почувствовал зверский голод.

Натали раздала участникам пиршества глиняные миски и деревянные ложки. Разлила по мискам варево. Фред зачерпнул, осторожно понюхал, подул, попробовал. Приправа из незнакомых трав, кусочки жестковатого, слабосоленого мяса. Вкусно. Он и не заметил, как опустошил миску. Вздохнул с сожалением, и тут же получил добавку. Пока он доедал вторую порцию, шатуны разговорились. Быстрая индейская речь, похожая на птичье щебетание, как нельзя лучше подходила для этой ночи. Ее можно было слушать, как музыку, не нуждаясь в переводе.

В это время Натали сняла с огня второй котелок. Фред принюхался. Он мог поклясться, что не ощущал этого аромата с того времени, когда последний раз заходил в свой любимый бар в Квинсе.

– Черт побери, – пробормотал он. – Неужто кофе?!

– Если бы, – с грустью отозвалась Натали. – Это порошок из семян местного растения, напоминающего цикорий.

– А пахнет как настоящий…

– Так вам налить?

– Конечно, наливайте, – поспешно сказал он. – Уж лучше имитация, чем совсем ничего.

Натали протянула ему большую, грубо сработанную кружку. И Фред немедленно погрузил в нее нос, с наслаждением вдыхая аромат суррогатного кофе. Человек опытный, успевший распробовать вкус большой власти, Фред Вельянов понимал, что вряд ли под этим удивительным небом царит мир и покой. Не зря же Натали упомянула о двуногих хищниках. И потом – эти краснокожие, кочующие отдельно от Племени… Утрата последних признаков цивилизованности…

Мелкими глотками цедя «кофе», Корсиканец чувствовал, как умиротворенность в нем сменяется нетерпением. Ему хотелось как можно скорее погрузиться в головокружительную смесь интриг и конфликтов. И – чем Фортуна не шутит – вновь, как когда-то под Чертовым Коромыслом, оказаться на зыбкой вершине власти.

Фреду захотелось что-нибудь сделать, пусть глупое, ненужное, лишь бы разрушить бессмысленное очарование этого вечера. И он протянул длинную обезьянью лапу, обхватил за плечо и притянул к себе единственную женщину в становище шатунов. Фред думал, что Натали возмутится, оттолкнет его. Поднимется шум. Кто-нибудь из этих краснокожих парней обязательно заступится. Начнется драка. А уж в драке он, Фред, отведет душу. Но женщина не отстранилась. Напротив, она как-то сразу доверчиво прислонилась к широкому плечу Фреда, не поднимая глаз, уткнувшись в свою кружку.

– Это все ураган, – негромко сказала Натали. – Распугал птиц и зверье. Потому так тихо. Редкая ночь.

Фред только кивнул. Поведение Натали не укладывалось в шаблон. Ни на Земле, ни даже под Чертовым Коромыслом он не пользовался успехом у женщин. Конечно, когда он был Корсиканцем, проблем с бабами не возникало, но это было обаяние власти, а вовсе не его личное, мужское обаяние. Фред понимал это и не переоценивал свои возможности. Тем более – здесь, рядом с этими подтянутыми, мускулистыми индейскими мачо.

Он убрал руку с плеча Натали. Поднялся. Она посмотрела на него снизу вверх. Скажи Натали хоть слово, и Фред взял бы ее за руку и увел бы в грот. Но она промолчала.

– Пойду-ка я спать, – пробормотал он и, не оглядываясь, побрел к занавешенному шкурой гроту.

Пироги медленно шли против течения. Грести было трудно – гребцы не могли подбадривать себя ритмичным пением. Военная экспедиция требовала скрытности. На флагманской пироге, которая была немного меньше той, что вождь пожертвовал для последнего путешествия Вельвы Говорящей с Луной, находился сам Ален Холодное Солнце. На нем был прочный панцирь из шкуры муравьеда, голову покрывал шлем из кожи каймана, украшенный перьями лысых страусов и самих зубоклювых. Вождь опирался на копье с иззубренным железным наконечником, на поясе у него поблескивал револьвер, некогда изготовленный руками самого Тома Два Ворона, а в патронташе хватало патронов.

Выше по течению великая река Колорадо стала шире. Теперь с ее стрежня берега почти не просматривались. То и дело с прибрежных отмелей срывались стаи кайманов и мчались пирогам наперерез. От самых нахальных тварей гребцы отбивались веслами. Кайманы не настаивали. У них был гон, и они кидались на все, что движется, но, получая отпор, быстро теряли интерес к объекту влечения. К местам водопоя приходили стада косуль – робких травоядных животных с зачатками копыт на тонких пальчиках. За косулями следовали койоты и лысые страусы. Дозорные на пирогах внимательно всматривались в берега – не мелькнут ли среди охряных трав перьевые хохолки разведчиков зубоклювых.