Негласные войны. История специальных служб 1919-1945. Книга вторая. Война. Том первый - Игорь Иосифович Ландер

расшифровки вербовки в основном происходили в помещениях штабов, медсанчастей, госпиталей и иных местах, куда кандидата можно было вызвать под благовидным предлогом. По этой же причине в войсках создавались резидентуры для личной связи агентов с резидентом, в качестве которого обычно выступали помощники начальников штабов, начальники химической и санитарной служб, старшины рот и санинструкторы. Опыт показал, что агентурно-осведомительный аппарат в боевых подразделениях был практически непригоден для борьбы с разведывательной деятельностью противника, поэтому он использовался в основном для контроля за настроениями личного состава, предупреждения случаев измены, дезертирства, распространения панических слухов и упущений по службе. На основании постановления ГКО от 17 июля 1941 года № 187сс “О беспощадной борьбе со шпионами, диверсантами, дезертирами, трусами и паникерами в частях Действующей армии и флота” эта группа задач в большинстве случаев решалась стереотипно, поскольку в данном случае контрразведчикам противостоял не подготовленный агент противника, а смертельно уставший от войны, затравленный и деморализованный человек, зачастую полуграмотный и не всегда отдающий отчет в собственных действиях. Агенты и осведомители особых отделов располагали списком признаков готовящейся измены, к числу которых относились подобранные листовки противника, доверительные беседы сомнительного содержания, в которых выражались неуверенность в конечной победе Советского Союза или иные аналогичные мысли. Такой человек немедленно брался в разработку для получения доказательств его изменнической деятельности. Если таковая чрезмерно затягивалась, объект выводили в тыл и продолжали ее более углубленно.

Подлинные контрразведывательные задачи решались совершенно иначе. Для этого особо высокая агентурная плотность создавалась в местах наиболее вероятного проникновения противника, к которым относились фильтрационные пункты, железнодорожные станции, продовольственные пункты, пункты проверки документов, запасные полки, штабы и подразделения боевого охранения. О масштабе такой работы можно судить по тому, что, например, только в ноябре 1942 года на Сталинградском фронте было создано 1144 резидентуры, а их общее количество достигло 433 9[337]. Эта величина позволяет произвести несложные вычисления. По состоянию на 20 ноября 1942 года общая численность личного состава войск этого фронта с учетом 28-й армии, 300-й стрелковой дивизии, 72-го, 115-го и 156-го укрепленных районов и Сталинградского корпуса ПВО достигла 383961 человека[338]. Если принять минимальное количество агентов и осведомителей, находящихся на связи у резидента, за трех, то с учетом самих резидентов можно заключить, что один агент или осведомитель приходился как минимум на каждые 22 человека, то есть по одному на каждый полный стрелковый взвод. Безусловно, приведенная величина справедлива лишь в среднем значении, поскольку, как уже указывалось, в строевых частях агентурная плотность была существенно ниже, чем на угрожаемых в оперативном отношении участках. Однако качество подготовки негласных сотрудников, как и их руководителей, оставляло желать лучшего. Поверхностное изучение кандидатур и погоня за количеством источников приводила к тому, что в их числе оказалось немало дезинформаторов, двурушников и просто желавших свести личные счеты руками контрразведки. Сложившаяся тенденция оказалась весьма живучей и сохранялась и в последующие годы. Так, например, приказ начальника УНКВД по Ленинградской области № 00109 от 4 июля 1943 года “О недочетах в агентурно-оперативной работе Отдела контрразведки НКВД “СМЕРШ” ОВТ ЛФ” гласил: “В результате ознакомления с состоянием агентурно-оперативной работы следует констатировать крайне низкий ее уровень, неоперативность и шаблон… нежелание оперативного состава решительно порвать с установившимися традициями ограничивать себя наблюдением за объектами и боязнь переходить к творческой разведывательной и контрразведывательной работе по розыску вражеской агентуры и своевременному пресечению ее преступной, подрывной деятельности… 15 % дел из общего числа имеющихся формуляров и учетных дел подлежат немедленному прекращению и сдаче в архив, как заведенные без достаточных оснований и бесперспективные. Остальные дела квалифицированной агентурой не обеспечены. Осведомители, разрабатывающие подучетников, фактически являются лишь сторонними и случайными фиксаторами отдельных антисоветских высказываний”[339]. Приказ предусматривал пересмотр всей агентурно осведомительной сети и ее очистку “от неработоспособных элементов — балласта и двурушников”[340].

Естественно, если дела обстояли столь неблагополучно в 1943 году, то за год до этого уровень работы Особых отделов был вообще неудовлетворительным. В связи с создавшейся ситуацией в них была введена в действие единая система мер по выявлению и разоблачению агентов противника на стадии их проникновения, состоявшая из комплекса оперативных, заградительных и профилактических мероприятий:

— выявление агентов противника по признакам фиктивности документов и особенностям экипировки;

— опрос военнослужащих, вышедших из окружения или бежавших из плена при сомнительных обстоятельствах;

— обеспечение непроницаемости линии фронта;

— опрос населения прифронтовой полосы;

— изучение трофейных документов.

Безусловно, далеко не всегда эти предписания выполнялись. С одной стороны, распорядиться об обеспечении непроницаемости линии фронта было намного легче, чем фактически соблюсти это требование, а с другой — бывшие пленные и окруженцы всегда и при всех условиях изначально рассматривались как изменники или пособники фашистов. Противоположное им следовало доказать. Следствием такого подхода явилось буквально тотальное нарушение прав граждан, однако в СССР в рассматриваемый период подобный термин вряд ли был известен. Зато сплошная фильтрация военнослужащих, естественно, помогала выполнять задачи контрразведки, а сопутствовавшие этому обстоятельства рассматривались как второстепенные и во внимание не принимались. Справедливости ради следует отметить, что бывшие пленные и в самом деле составляли самую обширную вербовочную базу для абвера, СД и иных оперативных органов противника. С декабря 1941 года в каждой армии был организован сборно-пересыльный пункт для фильтрации бежавших из плена или вышедших из окружения военнослужащих. В целом такие мероприятия давали положительные результаты, и в начальный период войны большинство агентов противника было раскрыто благодаря именно им, а не вследствие оперативных действий. Особенно повысилась их эффективность после устранения существовавшей в первые месяцы войны нелепой ситуации, при которой у военнослужащих отсутствовал единый документ, удостоверяющий их личность. Это избавляло разведывательные органы противника от сложной и далеко не всегда надежной подделки документов и весьма затрудняло проверочные мероприятия контрразведки. Приказ наркома обороны от 7 октября 1941 года № 330 ввел в действие единую красноармейскую книжку, а установленная через каждые 10–15 дней особая литеровка документов способствовала выявлению вновь забрасываемой агентуры. Применялись и другие несложные, но эффективные меры. Например, периодически изменялся порядок ношения наград, что в числе прочих помогло выявить двух особо опасных террористов. Позднее, по мере накопления опыта, УОО выпустило сборник признаков подделки документов, особенностей экипировки агентов противника и легенд прикрытий, оказавший существенную помощь контрразведчикам в войсках.

Основным способом заброски германских агентов являлся сухопутный, парашютирование применялось значительно реже. Ввиду этого военная контрразведка организовала систему заградительной службы, включавшую оперативные заслоны, контрольно-пропускные пункты (КПП) и заградительные отряды войск НКВД. С июля 1941 года их личный состав укомплектовывался военнослужащими особых отделов армий и фронтов, а к следующему году такие отряды имела уже каждая