«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын

11 декабря 1955 г.

Неожиданный, но всегда приятный визит Пренана. Мы с ним говорили об очень многих вещах. Он очень устал от своих ближайших единомышленников, особенно — от тех, которые увлеклись лысенкизмом. У него побывал Глущенко, один из главнейших лысенкистов. Для этого гостя Пренан созвал совещание, причем переводчиком был Фролов. Впечатление: Глущенко остыл и ищет пути к безболезненному возврату к нормальной генетике[1767].

* * *

26 декабря 1955 г.

Только что вернулся от Алексеевского. Лидия Михайловна скончалась сегодня утром в десять минут первого, и его мучит, что вчера он ушел от нее [из госпиталя] в 20 часов и не остался с ней до конца. Вчера были именины его и их убитого на войне сына. У него впечатление (откуда?), что она сознавала это и делала все возможное, чтобы не умереть в тот день. Мы с ним очень долго разговаривали о жизни и смерти и на посторонние темы. Я старался его отвлечь, и на время мне это удалось. Хоронят ее в четверг 29 декабря на кладбище Bagneux, но нужно явиться к десяти часам утра в церковь на rue Daru. Она была неверующей, он — тоже, но… сила традиций: он — из духовных, а она — из сибирского крепкого купечества. Он хочет поместить некролог в «Русских новостях» и прочитал мне его. Жизнь их была в некоторые времена бурной и разнообразной, как и моя. Мне вспоминается, как мы с ними познакомились летом 1949 года в St. Maurice, как некоторое время «воевали», как потом сблизились. Они уехали в Париж, а мы с тобой мучились в Menton и в Париже, и нам было не до поддержания знакомств. И после нашей катастрофы они неожиданно и очень хорошо проявились[1768].

* * *

8 января 1956 г.

Помещаю здесь биографию Лидии Михайловны, которую Александр Николаевич опубликовал в номере № 552 «Русских новостей» 30.12.[19]55:

Л. М. Алексеевская

После продолжительной и тяжкой болезни 26 декабря в Париже скончалась Лидия Михайловна Алексеевская, доктор медицины парижского университета.

Л. М. Алексеевская родилась в 1878 г., в глухой амурской тайге, на золотых приисках своего отца М. С. Бродовикова. Образование получила в Томской женской гимназии: на русском Дальнем Востоке в эти восьмидесятые годы прошлого века не было еще полных среднеучебных женских заведений. В 1897 г. уехала за границу для продолжения своего образования. Вернувшись на Дальний Восток в 1903 г., она вышла замуж за А. Н. Алексеевского, тогда преподавателя «философии наук» в благовещенской духовной семинарии и истории русской литературы в благовещенской мужской классической гимназии. Впоследствии он был городским головой Благовещенска (1917), председателем Временного Амурского правительства (1918), председателем Амурской областной земской управы (1919) и членом Учредительного собрания.

Приняв участие, вместе с мужем, в революционном движении 1904–1908 гг., Л[идия] М[ихайловна] подверглась аресту в 1905 г. в Благовещенске. В 1906 г. она эмигрирует, вслед за мужем, в Японию. В Нагасаки принимает участие в работе революционного издательства «Воля»; едет, по поручению этой организации, для революционной работы во Владивосток и Никольск-Уссурийский; в феврале 1907 г. снова подвергается аресту во Владивостоке. Возвратившись летом того же года в Благовещенск, она осенью снова уезжает за границу, на этот раз окончательно покидая родную землю. Дальше опять Япония, потом Соединенные Штаты, Бельгия и, наконец, осенью 1909 г. Франция.

Уже в сорокалетнем возрасте Л. М. Алексеевская поступила в Париже на медицинский факультет. Это были годы первой мировой войны. Лидия Михайловна работает в качестве экстерна у профессора Дюфура в госпитале Брусэ и Матернитэ[1769] и у профессора Варио в госпитале Анфан-Малад[1770]. Девятьсот семнадцатый год принес новые заботы и тревоги: крушение материального благополучия, полная оторванность от мужа, уехавшего в Россию «делать революцию»…

Воспитание сына, его успехи, возвращение мужа дали покойной два десятка счастливых спокойных лет. Потом пришла вторая мировая война. Единственный сын мобилизован. 5 июня 1940 г. он пал смертью храбрых в сражении на Сомме. Этот удар непоправимо подорвал здоровье Л[идии] М[ихайловны], и последние пятнадцать лет ее жизни были годами скорби и тоски. Материнское сердце в конце концов не выдержало.

А. А[лексеевский]

Побывал вечером у Hadamard. Я не видел их довольно давно. Hadamard очень постарел за несколько месяцев. Жена его подбадривает, в частности — рассказом об их пребывании в Индии. Они побывали у знаменитого предсказателя, который даровал Hadamard сто лет жизни. Как будто он не очень этому верит, но, когда жена сказала: «Значит, тебе остается еще десять лет», заметно огорчился.

Присутствовали обе дочери — старшая M-me Picard, замужняя и, к несчастью, парализованная, и младшая Jacqueline. Я помню ее юной девицей, а сейчас это — старая дева, почти старуха. Вся ее жизнь — в политике: она — коммунистка. Мы говорили очень много о выборах, об образовании правительства, о перспективах. Она предвидит переход к Front populaire[1771] в три этапа: первый — образование кабинета правого центра с перебежчиками из Front republicain[1772], второй — образование кабинета левого центра, третий — Front populaire у власти. Всех занимает ответ Herriot на коммунистические предложения после отрицательного ответа социалистов.

После разговоров мы с Hadamard занялись математическими делами, но он очень скоро устал[1773].

* * *

10 января 1956 г.

Визит Нины Ивановны: она получила визу сроком на три месяца и принимает меры к отъезду. Хлопоты ее длились ровно четыре года. Невероятно[1774].

* * *

13 января 1956 г.

Шесть лет с того дня, когда, выбив дверь в ванной, я нашел тебя полупарализованной на полу: ты стонала. Я повторял: «Юлечка, Юлечка, что случилось?» Ответа не было, и я не понимал, почему, почему не слышу твой родной голос. Я не знал еще, что больше никогда его не услышу. Вызванная мной Марья Михайловна [Гомолицкая] сделала инъекции и написала на бумажке: «Эмболия в левое полушарие мозга; паралич правой половины тела, потеря речи». Так началась наша четырехдневная агония. В Ivry было солнце; я принес тебе розы, какие ты любила; с ними у нас связаны и самые счастливые и самые горькие минуты нашей жизни[1775].