«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын

* * *

12 декабря 1956 г.

Почему отсутствует соль? Кто-то пустил слух, что соляная ванна может защитить от радиоактивности, и так как настроение паническое, все боятся войны, то…[1808]

* * *

29 декабря 1956 г.

Вечером — визит Пренана. Очень долго и много разговаривали о событиях и об их отражении в разных организациях. Он явно принадлежит к числу недовольных и даже, в данное время, агрессивно недовольных — то, против чего я всегда предостерегаю Пренана. Дочь его, Jeannette, гораздо ортодоксальнее, чем он, а André, конечно, — с огромным заскоком, как всегда и во всем. Во многом, он, конечно, прав: «генеральная линия» [ЦК ФКП] одновременно ортодоксальна и оппортунистична, а тактика — ниже всякой критики. Он привел несколько разительных примеров[1809].

* * *

14 января 1957 г.

M-me Volterra шлет мне приветы и пожелания.

Визит M-me Dembo. Уже давно она хотела зайти ко мне посоветоваться: в Риге живет ее сын, инженер, и внук, студент, и жена одного и мать другого. Они пишут ей очень хорошие письма, уговаривают ее приехать. Ей бы очень хотелось, но в Париже она с мужем живет с 1911 года. Здесь он похоронен, и дочь… Мы с ней обсуждали вопрос со всех точек зрения, и она ушла как будто с твердым желанием пойти немедленно в консульство просить о визе, но я сильно боюсь, что вопрос будет откладываться[1810].

* * *

24 января 1957 г.

Как всегда, по четвергам — «Дом книги». Каплан расстроен: Евгения Павловна уже несколько недель больна, и, несмотря на врачей, ей не становится лучше.

Вечером — визит M-me Dembo: ее приняли очень хорошо, и дело на мази, но какая глупая и бестолковая женщина.

Известие о смерти Делевского: умер в Америке; ему было почти 90 лет. Некоторое время мы с ним были очень дружны, хотя сначала его разносторонность внушала мне антипатию. Но, познакомившись с ним ближе, я увидел, что это — очень серьезный и умный человек, с огромной памятью, огромной эрудицией и очень живыми научными и философскими интересами. Еще более нас сблизила общая ненависть к фашизму и гитлеровщине, но разделил конец войны: я сохранил русскую ориентацию, а он принял американскую. И я порвал с ним, о чем жалею, так как Яков Лазаревич был человек честный и очень терпимый[1811].

* * *

31 января 1957 г.

Советское издание Уэллса:[1812] необычайно странный выбор, и Ленин не одобрил бы его: как раз те романы, которые он и Надежда Константиновна не любили[1813].

* * *

24 февраля 1957 г.

Перечитываю «Обрыв» Гончарова. Странная фигура — Марк Волохов: прохвост явный, и мне непонятно, почему в кругах левой молодежи он пользовался большой симпатией. Я вспоминаю моего ученика-экстерна в 1902 году, который видел в Волохове идеальный тип революционера. А Герасимов, брат поэта Герасимова, большевика, и сам большевик, жил до той войны по фальшивке и поставил фамилию «Марк Волохов», не заметив пометки «прапорщик запаса». В августе 1914-го он вступил волонтером во французскую армию и был принят, к своему большому испугу, в качестве sous-lieutenante[1814] Marc Volokhov. Окончил войну в чине полковника[1815]. На него были доносы, но русский военный атташе Ознобишин заявил французам, что для него слово русского офицера свято. Что с ним сталось дальше, не знаю. Видел я и других поклонников Марка Волохова[1816].

* * *

3 марта 1957 г.

Визит Пренана. Говорили об очень многих вещах… Я спросил его о Фролове, которого он не видел очень давно. Оказывается, преемник Lutaud — Bourcart — первым делом выгнал Фролова с его сотрудниками из лаборатории, но тот нашел приют где-то на чердаке в Museum в лаборатории Orcel. Чердак приспособили для работы, и в общем все благополучно.

Сыскался след Тарасов:[1817] Marcel Guelin пришел к Пренану с пухлой рукописью — его мемуарами, для которых он уже искал предисловие Алексеевского и с которыми обегал значительное число видных партийцев. Чего он хочет от Пренана, непонятно: предисловия тот не даст. Не даст и рекомендации, и если бы дал ее, рекомендация будет очень плохо принята в издательствах. Я спросил также о Tillon в связи с его недавней реабилитацией[1818]; он вел себя в этом деле с большим достоинством. Поговорили мы и о Marty: у него очень много существенных недостатков, но, по нашему общему мнению, основные обвинения были вздорными — следование плохим иностранным образцам[1819].

* * *

12 марта 1957 г.

Возвращаюсь к роману «Некуда», который я перечитал на днях. У Лескова противен антисемитизм самого низкого сорта, хотя среди евреев в обстановке царского режима было много неприятных результатов бесправия: ничего тут не поделаешь, это так, и я уверен, что в нормальных условиях все это выправится. Что же касается Слепцовской коммуны[1820], я абсолютно уверен, что она была именно такова, как описана в романе. Сколько я перевидал этих коммун, кооперативов и т. д., и т. д. и перевидал их в начале этого столетия, когда политическое и гражданское сознание было гораздо шире и глубже, чем в шестидесятых годах. И сколько перевидал прохвостов в наших рядах и в России в годы борьбы, и здесь, в Париже, во времена первой эмиграции. Прибавлю, что у Лескова в романе есть ряд лиц симпатичных и не принадлежащих к его единомышленникам, и даже среди поляков[1821].