Истории приграничья - К.Ф. О'Берон

пауки. Уродливые и вдобавок ядовитые — они слово поджидали нас там, где караван останавливался на днёвку. Сабир дал каждому из нас по отрезу толстой волосяной верёвки, наказав выкладывать из неё кольцо на песке и спать исключительно внутри него. Омруданцы верили, будто такая верёвка отпугивает всех ядовитых страшил. Не знаю, так ли это на самом деле, но никто из эмайнцев не пострадал от укусов — нас изводило лишь солнце.

Огромной радостью стал для нас день, когда мы добрались до колодца. Сложенный сверху из обточенных песчаными бурями камней, он был надёжно закупорен толстой крышкой из очень твёрдого и тяжёлого дерева — проводник называл его «железным». Рядом с колодцем торчал высокий, гибкий шест, с выгоревшими изорванными тряпками на верхушке. Пока несколько погонщиков набирали воду, опуская глубоко вниз на верёвках кожаные вёдра, Сабир с парой помощников наклонили шест и привязали к его концу узкий кусок алой ткани.

— На удача, — сказал проводник. — И чтобы место стал заметно издалека.

По его словам, так делают почти все караванщики, приходящие к воде.

Возле колодца мы отдыхали до следующего вечера. За это время рыцари и ратники напились воды, словно на месяц вперёд. Со смехом мы поливали друг друга из вёдер, не обращая внимания на укоризненные взгляды омруданцев.

Через полторы недели мы увидели вдали белые вершины гор. А ещё дней через девять вышли в предгорья. К этому моменту пейзаж в очередной раз изменился: пески закончились, под ногами вельбудов зазеленели травянистые кустики. Всё чаще стали попадаться деревья: вначале скрюченные уродцы, а после и обычные.

Почти у самого подножия гор раскинулось крупное селение — Лартаб. Там мы сменили вельбудов на лошадей с ослами. Большая часть погонщиков, сопровождавших нас в пустыне, также остались в посёлке. Их места заняли горцы, набранные проводником.

— Дорога будет трудный, — вымолвил Сабир, оглядев вереницу вьючных и верховых животных.

— Воины Эмайна привыкли переносить трудности, — не без гордости ответил дядя Эсмонд.

Проводник едва заметно качнул головой:

— Не о том говорить. Горы крутой, узкий тропы, осыпь, лавина. В эти горы много люди пропадать — замерзать, срываться в ущелье. Дорога тяжёлый.

Командир промолчал, уверенный в мужестве и стойкости соотечественников. В конце концов, эмайнцы не раз проявляли истинные чудеса доблести, а здесь им предстояло преодолеть всего-навсего перевал.

Путь действительно оказался не из лёгких. Очень часто нам приходилось спешиваться и вести коней в поводу, чтобы преодолеть особенно опасные места. Мы помогали друг другу перебираться через засыпавшие дорогу оползни, или искали обходные пути. И во все глаза следили за ослом, вёзшего в мешке драгоценный груз. Сорвись он с узкой тропы в одну из бездонных пропастей…

Чем выше мы взбирались, тех холоднее становилось. На второй день подъёма, скалы спрятались под искрящимся белым ковром, а в сухом воздухе кружились редкие снежинки. Мы кутались в шерсть и меха. Многие с тоской вспоминали пустыню.

Добравшись почти до самой седловины, мы с удивлением обнаружили большое кубическое строение, обильно припорошённое снегом. Выстроенное из плохо обработанных камней, оно настолько сливалось с пейзажем, что мы разглядели его, лишь оказавшись совсем рядом.

— Что это? — спросил Сабира командир.

Невозмутимый омруданец пожал плечами.

— Как так? — дядя с подозрением уставился на него. — Разве ты не лучший проводник?

— Знать пустыня, — с достоинством ответил Сабир, — от край до край. Горы знать только караванный тропа. Здесь не бывать — ничего не знать.

— Разве это не обычный путь всех путешественников?

Сабир промолчал, точно считая, что очевидные вещи не требуют подтверждения.

— Тогда почему мы полезли в гору именно здесь? — голос дяди Эсмонда зазвучал угрожающе.

Проводник смерил его ничего не выражающим взглядом.

— Торговый дорога — там, — Сабир указал куда-то на восток. — Не такой трудный, как здесь. Он лежать далеко и идти в Мунсилор трижды много дней. Мой хозяин, бей Терхиза, приказать вести чужеземец с корабль к великий амир очень-очень быстро. Я повиноваться и мы идти самый короткий путь.

— Понятно, — удовлетворившись объяснением омруданца, Эсмонд перевёл взгляд на постройку. — Тогда давай узнаем, что это.

Не говоря ни слова, Сабир направился к странному дому.

II

Большая, прочная, заваленная снизу снегом дверь оказалась надёжно запертой. Обрушившиеся на неё удары звучали глухо и почти сразу затихали.

— Быть может, внутри никого нет? — предположил командир. — Если же есть, это они точно услышат…

Подозвав одного из ратников, Эсмонд отдал приказ. Воин послушно взялся за висевший на кожаном ремне большой рог и поднёс к губам.

— Нет! — внезапно вцепился в его запястье Сабир. — Горы не любить громкий звук! Нельзя труба. Нельзя сильный крик. Горы посылать много снег и убивать, кто делать шум!

Дядя недоверчиво уставился на проводника. Не знаю, чем бы это закончилось, но всех отвлёк неясный звук сдвигающегося засова. Дверь открылась вовнутрь, просыпая снег за порог. В проёме появился мужчина, выглядевший так, словно недавно перенёс тяжёлую болезнь. На вид ему было не больше сорока, но двигался он по-стариковски медленно. Осмотрев стоявших перед входом Эсмонда, Сабира и ратника с рогом, мужчина перевёл взгляд на остальных членов отряда. Затем с видимым трудом поклонился и что-то тихо пробормотал.

Сабир ответил и, в свою очередь, задал несколько вопросов. Выслушав слова собеседника, повернулся к дяде.

— Его имя Гозер, он владеть этот караван-сарай. Он быть рад, если ваши люди оставаться здесь для ночлег.

— Что ж, — улыбаясь, сказал командир, — полагаю, никто не захочет провести ночь в сугробе на стылых камнях, когда можно поспать в тепле!

Проводник перевёл Гозеру дядину речь, и хозяин постоялого двора вновь согнулся в поклоне, делая руками приглашающие жесты.

Мы вошли внутрь, следом погонщики