Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

отойдя и на двадцать льё, все разбегутся в разные сто­роны, и граф останется один. В итоге сир де Конте высказал пожелание воспользоваться ночью, чтобы собрать всех, подкрепиться и вновь построиться в бое­вом порядке.

— Раз Господь спас его светлость от опасности, кото­рой он подвергался сегодня, — сказал сир де Конте, — значит, таков промысел Божий.

Граф де Шароле принял этот совет, отдал соответству­ющие приказы, подбодрил своих солдат, велел раздать им вина и уснул, готовый пробудиться при первых звуках трубы.

Пока он спал, граф де Сен-Поль направил людей на разведку.

Один из его дозоров встретил возчика, который нес из деревни кувшин с вином, а другой — монаха-францис­канца.

Оба они сообщили одни и те же сведения, а именно: король снялся с лагеря, оставив лишь небольшое охране­ние возле замка.

Кроме того, францисканец рассказал, что он видел, как королевская армия отступала к Корбею, а точнее, делала то, что она все это время хотела сделать, — воз­вращалась в Париж.

«И тогда, — говорит Коммин, — нашлось немало людей, которые стали кричать: "Надо идти вслед за ними!", хотя за час до того они весьма скудно поели»[9]

И в самом деле, отступление короля вывело графа из величайшего затруднения.

Людовик XI остановился в Корбее, ожидая новостей из Парижа.

Он тоже далеко не был спокоен.

По счастью, вместо того чтобы преследовать короля, граф де Шароле тратил время на то, чтобы, в соответ­ствии со старинным обычаем, возвестить о своей победе. По его приказу принялись трубить в трубы и выкрики­вать во всех концах лагеря, что он готов вступить в бой со всяким, кто осмелится бросить ему вызов, будь то ко­роль, принц или военачальник.

Естественно, не ответил никто, и граф де Шароле про­возгласил себя победителем.

«Именно с этого дня, — говорит Коммин, — у него стало зарождаться то великое самомнение, какое привело к тому, что из всех государей он стал наиболее неспособ­ным выслушивать советы и подчиняться чему-нибудь, кроме собственной воли»[10]

Со своей стороны, король, видя, что в Париже все спокойно, вступил в город. Там были не очень хорошо осведомлены о том, что произошло; король воспользо­вался этим, чтобы изложить новости так, как он их пони­мал. О своей победе граф де Шароле возвещал во всех концах лагеря; король же о своей победе возвестил во всех концах Парижа.

Затем он спокойно сел за стол.

И с кем же? Да со своим верным слугой Шарлем де Мелёном.

Именно в его доме король остановился, прекрасно зная, что его главный наместник его предал; однако, полагая, что в данный момент нельзя позволить себе пуститься в упреки, выслушал убедительнейшие доводы, которые тот высказал в оправдание того, почему он не явился на помощь к нему, согласился с ними и всячески обласкал его, равно как и горожан и горожанок, которых губернатор Парижа созвал, чтобы отужинать вместе с его величеством.

Как только король объявил, что сражение выиграно и бургундцы обратились в бегство, около трех десятков мародеров покинули столицу, намереваясь добраться до Монлери, чтобы ограбить беглецов, подобрать брошен­ное оружие и пошарить в оставленных телегах.

В Монлери они обнаружили графа де Шароле, кото­рый продолжал сотрясать воздух звуками фанфар и пыжился, словно раздуваясь от ветра, вылетавшего из всех этих труб ...

IX. МОЛЕНИЯ БОГОМАТЕРИ КЛЕРИЙСКОЙ

Пока граф терял подобным образом время, король про­водил его с пользой, возвращая себе Париж — дом за домом, улицу за улицей, площадь за площадью, и если вначале у него было двести копейщиков, то затем их стало четыреста, а потом — тысяча.

И тогда Людовик XI назначил графа д'Э на место Шарля де Мелёна, которого он при этом всячески обла­скивал, называл «дорогим другом» и одаривал деньгами, беря их неизвестно откуда.

Впрочем, по возвращении в столицу Людовик XI вел себя весьма разумно. Все полагали, что им предстоит увидеть возвращение Мария или Суллы, но явился Август. Епископ Парижский обратился к нему с упреками; ко­роль не только выслушал его с удивительным терпением, но и, когда прелат закончил, попросил у него благосло­вения.

Он сократил несколько налогов, в том числе и тот, которым облагалась розничная продажа вина, и вернул право беспошлинной его торговли лицам духовного зва­ния, членам Парижского университета и королевским чиновникам. Он ходил пешком по всему городу, а следом за ним шел народ, славя Господа. Во время одной из таких прогулок ему повстречался письмоводитель из Шатле, который в день, когда бургундцы подошли к воротам Сен-Дени, бегал по улицам и кричал: «Париж взят! Да здравствуют бургундцы!» Этот писец был с весьма странной для судей снисходительностью пригово­рен всего лишь к месяцу тюрьмы на хлебе и воде и к наказанию розгами; по городу его возили в грязной мусорной тачке. Король поинтересовался, кто этот чело­век и какое преступление он совершил. Все ожидали, что Людовик XI прикажет повесить его, и эти ожидания лишь укрепились, когда он подозвал к себе палача и вполголоса заговорил с ним, но король ограничился тем, что сказал:

— Бей сильнее и не щади этого негодяя, ибо, на мой взгляд, он вполне это заслужил.

Король вызвал из Нормандии вольных лучников, однако нормандское дворянство, призванное им, не яви­лось. Бросив взгляд на происходящее вокруг Парижа, он увидел, что принцы собрались в Этампе, но единствен­ным итогом этого собрания стало то, что оно показало им материальную и политическую невозможность суще­ствования такой лиги, какую они создали.

С материальной точки зрения, здешний край не мог прокормить находившихся в их распоряжении пятиде­сяти тысяч солдат, из которых десять тысяч были конни­ками; стало быть, войска пришлось рассредоточить на пространстве от Монлери до Санса.

Каждое войско состояло из народа, враждовавшего с другими народами; каждый военачальник был принцем, враждовавшим с другими принцами: прежде всего, арма­ньяки и бургиньоны, эти старые силачи, которые уже так долго боролись на улицах Парижа, выступая под крас­ным и белым крестами; затем немцы и итальянцы, гибел­лины и гвельфы, бретонцы и провансальцы, Восток и Запад; герцог Беррийский, тщедушный и болезненный, испытывал отвращение при виде поля битвы у Монлери, тогда как победивший в ней граф де Шароле, этот ново­явленный Александр Македонский, этот