Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

за союз с дочерью моего верховного сеньора, особенно если она принесет мне Шампань.

— Ах так! — воскликнул Людовик. — Значит, она при­несет вам Шампань?

— А как же! — произнес граф. — Вместе со всем, что к Шампани относится: с Лангром и Сансом, Ланом и Вермандуа.

— Чем больше она вам принесет, дорогой кузен, — сказал король, — тем труднее вам будет ждать.

— Нет, ибо покамест вы дадите мне Понтьё.

— Хорошо, пусть так, брак и Шампань ... через три­надцать лет.

— А Понтьё сейчас.

— Да, конечно, Понтьё сейчас.

И Людовик поставил свою подпись.

Наконец, граф де Шароле отбыл.

— Клянусь Пасхой Христовой! — воскликнул ко­роль. — Полагаю, что я поступил верно, иначе он потре­бовал бы у меня Иль-де-Франс для своего сына, а пока­мест Париж для самого себя!

Затем, опустившись на колени, он произнес:

— Преблагая Богоматерь Клерийская, клянусь, что я прикажу нашему серебряных дел мастеру Андре Манго изготовить для тебя серебряное изображение нашей, Людовика Одиннадцатого особы, если ты позволишь мне мало-помалу вернуть все, что мой дорогой брат и мои дорогие кузены вынудили меня разом им отдать.

Двадцать пятого ноября того же года король отпра­вился в паломничество к Богоматери Клерийской, чтобы повторить свою клятву.

По пути он получил письмо от герцога Беррийского, который извещал его, что он находится в ссоре с герцо­гом Бретонским по поводу герцогства Нормандского.

Людовик XI показал это письмо герцогу Бурбон- скому.

— Видите, — сказал он, — мой брат не может поладить с моим кузеном, герцогом Бретонским. Мне не хочется, чтобы ссорились столь добрые друзья, поэтому я лучше заберу назад у моего брата герцогство Нормандское.

Вот с этого шага и начался настоящий Людовик XI.

Однако не будем забывать, что мы пытаемся описать жизнь Карла Смелого, и потому последуем за этим достойным принцем на бастионы Льежа и Динана.

X. ЛЬЕЖСКИЕ КУМОВЬЯ

Следуя вдоль восхитительных берегов Мааса, вы можете заметить, что у Седана и Мезьера река делает большую

ПО

излучину, словно для того, чтобы отдалиться от Люксем­бурга и остаться французской, даже ценой того, что ей приходится повернуть обратно; однако она вынуждена подчиняться уклону, устроенному рукой могуществен­ного труженика, который придал форму земному шару, течь по Нидерландам и смешивать свои воды с немец­кими; но там она на мгновение снова становится фран­цузской, в последнем объятии ласково стискивая стены богатого и людного города Льежа.

Льеж — это Франция в Нидерландах, это затерянная провинция, это выдвинутый вперед часовой; кровь, кото­рую проливают в Льеже, течет, на самом деле, из фран­цузских жил.

Напрасно говорили Льежу, что он немецкий город, что он составляет часть Вестфальского округа, что его инте­ресы находятся на севере и востоке, — он не желал ничему этому верить, упрямо продолжая поддерживать теплые отношения, торговать и вести общие дела с запа­дом и югом.

Неподалеку от Льежа высится Динан.

Основной промысел Динана, знаменитый в средние века, назывался динандерией. Динандерия — это медные котлы, кастрюли, горшки и подсвечники.

Почему этот промысел Динана был так знаменит? Об этом вам расскажет Мишле — человек, который видит все и которому сердце подсказывает то, чего он не видит глазами.

Когда Франция перешла от гражданских войн к вой­нам внешним; когда крепостной крестьянин, раб в труде и в бою, одновременно отбросил, став свободным, мотыгу, которой его принуждали обрабатывать господ­скую землю, и копье, которым его принуждали убивать на войне; когда на клочке земли, купленном ценою про­литого им пота, он отважился построить хижину, в этой хижине устраивают священный уголок — очаг.

Именно там собирается семья, именно там принимают гостя.

Центром очага служит крюк для подвешивания котла над огнем.

Крюк для котла — это олицетворение дома; кошка привяжется к дому, лишь когда ее лапы потрут об этот крюк; дом, на самом деле, не живет и не существует, пока в нем не повесят такой крюк.

Но повесить крюк — это еще далеко не все; надо, чтобы на повешенном крюке кое-что висело, а именно: котелок.

Так вот, этот котелок, этот котел или этот горшок, как его называли, — усвоенное, кстати, нами слово, которое мы еще употребляем, говоря о горшке тушеного мяса, — так вот, этот горшок, изготовленный медниками из Динана, становился божеством очага, пенатами нового дома. Родственниками считались те, кто преломляли один хлеб и ели из одного горшка.

Франция настолько хорошо понимала, что все эти жители Льежа и Динана — французы, что всегда именно в Динане и Льеже укрывались те, кто бежал от наших гражданских войн.

И вот под грохот кузниц, под гром ударяющих по наковальням молотов, под скрежет вгрызающихся в железо напильников в Льеже появляется на свет Гретри, а в Живе — Меюль.

Крепостная зависимость с давних пор исчезла на зна­чительной части Арденн, а в особенности в герцогстве Буйонском. Законом Бомона жителям было представлено право свободно пользоваться водами и лесами и возмож­ность самим избирать городское управление.

Вспомним восстание в Генте, о котором мы уже рас­сказывали и которое вспыхнуло потому, что герцог Бур­гундский отказался признать это право за горожанами.

Что же касается жителей Льежа, то для них крепостная зависимость была смягчена еще в незапамятные времена; кроме того, они обладали широчайшей свободой пользо­вания пастбищами и огромными общинными землями, на которые коммуна даже не могла порой предъявить никаких документов, настолько в легендарной древности возникло у нее это право собственности.

В те славные времена Церковь была не только охрани­тельницей, но и основоположницей вольностей Льежа. Позднее епископы станут оспаривать у него эти свободы и отнимать их, однако епископы — это ведь не Цер­ковь.

Двенадцать аббатов, ставших канониками, основали убежище при церкви святого Ламберта Льежского и учре­дили суд, чтобы поддерживать в городе мир Божий. Епи­скоп этого капитула носил звание верховного судьи пограничных земель. Правосудие кольца было широко известно в средние века. Тот, кто требовал справедливо­сти, подходил к одной из дверей епископского дворца, называвшейся Красной дверью; он приподнимал укре­пленное на ней кольцо и трижды ударял им о дверь, после чего епископ обязан был тотчас выйти и выслу­шать его. Свой приговор епископ выносил у столба пра­восудия.

Столб правосудия