История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

Кроме обычных запрещений держать христианскую домашнюю прислугу, торговать в дни христианских праздников, смотреть из окон и дверей на проходящие церковные процессии, регламент содержит еще один оригинальный запрет: нельзя устраивать в Пурим сцену избиения Гамана. Оказалось, что у евреев в Пшемысле сохранился обычай нанимать в этот день какого-нибудь бедного христианина, нарядить его в костюм Гамана и трепать его в память древнего события. Пуримские развлечения (Purim-Spiel) выражались еще в шумных уличных шествиях еврейской молодежи, «бахуров», которые наряжались в шутовские костюмы и представляли разные сцены из трагикомедии «Книги Эстер». Все эти невинные забавы вменялись евреям в преступление как демонстрация ненависти к христианам и строго запрещались. Затем кагалу запрещалось пускать в синагогу христиан, желающих присматриваться к богослужению и «еврейским церемониям». За нарушение запретов епископ грозил штрафами и даже закрытием синагоги.

В XVIII веке католическое духовенство особенно широко пользовал ось своим правом разрешать или запрещать постройку или ремонт синагог. Знаменитый киевский епископ Солтык, давая разрешение на ремонт синагоги в Городище (1758), ставит такие условия: чтобы синагога была без купола и башен и не походила на костел, «как жиды себе во многих местах позволяют», а имела бы вид обыкновенного дома; затем запрещаются шествия по улицам со свечами в синагогу, а также наем христиан для снимания нагара со свечей и для других услуг в синагогах в Судный день (Йом-Киппур); покойников своих евреи не должны хоронить днем с публичным шествием к кладбищу, а только «ночью, тайно, согласно обычаю»; в дни христианского поста они «не смеют устраивать свадьбы с публичными увеселениями и танцами». Весь документ наполнен оскорбительными выражениями по адресу евреев: автор его, известный вождь польских клерикалов, ведших яростную борьбу против равноправия диссидентов, не мог иначе говорить о евреях. Через несколько лет, когда Россия потребовала равноправия для православных в Польше, епископ Солтык, доказывая опасность равноправия для государства, воскликнул в сейме: «Если бы я увидел место, приготовленное для постройки иноверного храма, то лег бы на это место, пусть бы на моей голове заложили краеугольный камень здания». Абсолютизм господствующей церкви и угнетение иноверцев были священными заветами для всего польского духовенства и руководимого им общества; этот католический фанатизм, примененный к русскому православному населению, был одной из причин, приблизивших падение Польши.

§ 16. Ритуальная инквизиция и вмешательство Рима

«Как невозможна шляхетская вольность без liberum veto (в сейме), так невозможна еврейская маца (пасхальный хлеб) без христианской крови». Так писал изобразитель польского быта в царствование Августа III (Китович) и выразил этим мнение почти всего польского общества того времени. Бывали в прежние века и в других странах острые эпидемии на почве ритуального суеверия, но никогда еще не было такого обилия ритуальных процессов за короткий период времени, как в Польше между 30-ми и 50-ми годами XVIII века. Можно сказать, что в ту эпоху ни один пасхальный сезон не обходился без какого-нибудь процесса или попытки создать его. Всякий случай нахождения в лесу или в болоте трупа какого-нибудь заблудившегося христианского ребенка, подкидыша или жертвы детоубийства, давал повод к обвинению евреев, близких к месту катастрофы. После того как дикий бред маньяка-авантюриста Серафиновича был разглашен фанатиками церкви как «сознание раввина», для многих исчезло всякое сомнение в истинности кровавого навета. Вопреки отрицательным отзывам из Рима, польские епископы — искренно или по расчету — верили в гнусный навет и являлись главными инициаторами ритуальных процессов. Народ уже давно воспитывался в этой традиции: ему показывали в церквах и монастырских капеллах мощи «замученных евреями» младенцев, надписи и картины на эту тему. В Познани на фасаде одной католической церкви красовалась картина, изображавшая раввина с ножом в руке, готовящегося зарезать христианина, а около него евреев с чашкой в руках для собирания вытекающей крови[15]. Для познанских мещан, вечно боровшихся с торговой конкуренцией евреев, эта картина была отличным средством агитации; она была выгодна как реклама и для торговцев церкви, спекулировавших благочестием. Духовенство старалось извлечь пользу даже из старых легендарных религиозных процессов. В 1724 г. монашеский орден кармелитов в Познани обязал еврейскую общину доставлять ежегодно два ведра маела для вечной лампады, горевшей перед тремя чудотворными гостиями, будто бы похищенными по умыслу евреев в 1399 году (см. том II, § 63). Но воинствующая церковь искала новых побед над «неверными», и в 1736 году начался в Познани ритуальный процесс, длившийся четыре года.

Все было изготовлено по рецепту изувера Жуховского и маньяка Серафиновича. Близ города найден был в один из дней Пасхи труп двухлетнего ребенка из предместья и представлен для осмотра сначала в консисторский суд, что уже обличало участие католического духовенства в деле. Затем нашлась и женщина-бродяга с уголовным прошлым, Совинская, которая была арестована и после долгой подготовки на допросах научилась отвечать так, как от нее требовали следователи-инквизиторы. Она показала, что сама вместе с другой женщиной, сторожихой еврейского кладбища, продала похищенного ребенка служителям синагоги в Познани. С каждым новым допросом Совинская, очевидно по внушению допрашивающих, впутывала в дело все больше людей из еврейской общины. Начались массовые аресты. Многие из нотаблей успели бежать из города, но некоторые видные представители кагала были взяты в качестве заложников. Между ними были синагогальный проповедник («даршан») Арье-Лейб Калагора (потомок краковского мученика Мататини, выше, § 10) и старшина, или синдик, кагала Яков Пинхасевич. Рассказывают, что накануне ареста Калагора в своей субботней проповеди говорил на библейский текст: «Кто сочтет прах Якова и число четвертей Израиля? Да умрет душа моя смертью праведников!» (Числа 23,10) — и объяснил этот стих так: кто сочтет пепел сожженных за веру Израиля и четвертованных за нее? Он предчувствовал свой конец. Когда его вели в тюрьму, он крикнул окружавшей его толпе евреев: «Братья, в час моей смерти около меня не будет десятка («миниан») людей для молитвы, а потому возгласите со мной в последний раз молитву: славьте Господа славы («Barchu»)! Предчувствие не обмануло проповедника. И он, и старшина не выдержали страшных пыток при допросе, пыток физических и нравственных (когда пытали проповедника, прижигая тело раскаленным железом, старшину заставляли светить палачу лампой). Изувеченных и окровавленных, их привезли из тюрьмы домой уже в состоянии агонии, и они скончались осенью 1736 года. В тюрьме еще оставались семь заключенных, дело которых велось в городском суде с теми же приемами следствия.

Познанская община послала своего ходатая к королю Августу III с жалобами на жестокость и пристрастие следователей, и король велел передать дело в особую комиссию из нескольких