История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

подвоевод. Но и комиссия прибегала к тем же инквизиторским приемам следствия, без которых тогда не мыслился уголовный процесс. Местный епископ Станислав Гозиус подогревал усердие судей, и скоро был вынесен смертный приговор (1737): служителя синагоги Менделя и портного Лейба предать публичной смертной казни по «особому изысканному способу» (exquisito genere mortis), а прочих казнить просто и конфисковать их имущество; тела умерших от пыток проповедника и старшины вырыть из могил и сжечь на костре; сверх того еврейская община должна внести деньги на различные церковные нужды для искупления своей вины. Приговор мог вступить в силу только после королевской конфирмации, и тут еврейские ходатаи в Варшаве и Дрездене (второй резиденции Августа III) пустили в ход все средства, чтобы спасти невинных, а с ними и честь общины. В защиту евреев выступил тогда профессор еврейского языка в Венском университете Зонненфельс, крещеный еврей. Он публично заявил в Вене под присягой, что евреи не совершают ритуальных преступлений, а позже опубликовал книгу в опровержение гнусного навета («Judaica sanguinis nausea», 1753). Трудно было повлиять на Августа, тупоумного монарха, покорного клерикалам, но поднятый вокруг познанского процесса шум, а еще более давление на короля со стороны его еврейских банкиров в Вене из дома Вертгеймер, заставили его уступить. После длительного пересмотра дела в новой комиссии король велел выпустить на свободу «евреев, томящихся уже четыре года в тюрьме и многократно подвергавшихся пытке» (август 1740). Чтобы смягчить гнев католического духовенства, король в том же декрете регулирует отношения между магистратом и евреями в духе церковных канонов: евреи в Познани должны обособляться в своем квартале, который должен быть окружен стеной со стражей у ворот; не показываться с товарами на рынке в воскресные и праздничные дни; не держать христианской прислуги, не ласкать христианских детей и не заговаривать с ними на улице, во избежание подозрения в случае пропажи ребенка; евреи-врачи и «хирурги» (фельдшера) не должны лечить христиан, пускать им кровь и перевязывать раны.

В Познани удалось еще спасти большую часть обреченных, так как дело происходило в большом городе, на границе Западной Европы, где был поднят шум против польской ритуальной инквизиции. Но в глухих углах Польши инквизиция свирепствовала без удержу. В 1747 г. вся Волынь была взволнована страшным процессом в Заславе. Этот город с окрестными деревнями принадлежал польскому магнату Сангушко, который отдавал свои имения в аренду евреям. Однажды, около праздника Пурим, в семье арендатора села Михново праздновали рождение мальчика и на «брит» съехались в сельскую корчму соседние арендаторы и гости из Заслава, которые веселились с хозяевами всю ночь. Через месяц, около Пасхи, близ деревни, под оттаявшим снегом нашли мертвое тело христианина, странника Антония. Его видели зимой пьющим водку в шинке арендатора, и легко было догадаться, что он, уйдя оттуда пьяным, замерз в снежную метель и пролежал мертвый до весны. Но нашедшие тело пастухи отнесли его в дом сельского попа, где оно было выставлено напоказ, и собравшаяся толпа стала кричать, что евреи убили христианина в ту ночь пиршества в корчме арендатора. В этом мнении суеверный люд окончательно утвердился, когда к трупу подошли члены семьи арендатора и вдруг из ран на трупе потекла кровь (вероятно, препарированная заранее в доме попа). Были арестованы семья арендатора и его служащие, и дело поступило в окружный мещанский («магдебургский») суд города Кременца. На допросе арестованные отрицали приписываемое им преступление, и поэтому было приступлено к пыткам. Верное средство подействовало. Сначала не выдержал мук один из обвиняемых, служащий на мельнице арендатора Зорух Лейбович, и заявил, что уже давно «мечтал о счастии быть католиком» и готов сейчас креститься, а потому покажет правду: он сам в деле не участвовал, но подозревает сына арендатора в убийстве, совершенном при участии гостей из заславского кагала. Это повело к аресту в Заславе кагального старшины Бера Авросева, кантора и «могела», участвовавших в операции обрезания еврейского младенца. Двое других подсудимых с целью избавиться от дальнейших пыток ложно признали себя виновными, но один из них потом отрекся от своего вынужденного показания. Остальные выдержали испытание до конца и не лгали на себя и свой народ. В конце апреля 1747 г. в Заславском замке князя Сангушко был объявлен приговор, достойный суда каннибалов. Четверо подсудимых (сын арендатора, содержатель шинка, где пьянствовал погибший странник, и другие) были приговорены к жесточайшей казни: «палач должен посадить осужденного на кол живым и оставить его там, пока тело его не будет съедено птицами и не распадутся его бесчестные кости; если кто-либо осмелится похитить тело для погребения, тот подвергается такой же казни»; с другого осужденного нужно «содрать с живого четыре полосы кожи, вынуть из груди сердце, разрезать на четыре части и прибить каждую к столбам по городу». В ответ на этот приговор церкви слышится стон синагоги в заупокойной молитве: «Боже милосердный в небесах, дай безмятежный покой в рядах святых душам святых, которых повели на заклание, как ягнят. Они испустили дух одни под острием меча, другие на кольях железных и на столбах, разрезанные на куски. (Следуют имена мучеников)... Земля, не закрой их крови и пусть не умолкнет их вопль, пока не увидит Бог с небес!»

Самым крупным процессом того времени, потребовавшим целой гекатомбы еврейских жертв, было Житомирское дело 1753 года. Главным вдохновителем его был знакомый нам киевский епископ Солтык. Узнав о найденном накануне Пасхи близ Житомира трупе трехлетнего мальчика, сына дворянина Студзинского, Солтык горячо принялся за создание ритуального процесса. Обычная «улика» была налицо: когда проносили изувеченное тело ребенка мимо ближайшей еврейской корчмы, из ран потекла кровь, — значит, убийцы находятся в корчме. На этом основании были схвачены два еврейских корчмаря с женами. Путем пыток заставили несчастных оговорить в качестве соучастников мнимого преступления нескольких арендаторов соседних имений. Сам епископ объехал эти имения и настоял, чтобы паны-владельцы арестовали своих арендаторов и передали их консисторскому суду. Уже через две недели Солтык мог с торжеством сообщить львовскому архиепископу радостную весть: «У меня имеется уже здесь (в Житомире) в тюрьме 31 еврей и две еврейки, в том числе наиболее знаменитые и богатые арендаторы этих мест[16]... Со вчерашнего дня я начал вести допросы, а по окончании их отошлю это дело в здешний гродский (замковый) суд. В народе проявилось такое рвение (zelus), что он готов был вырезать всех евреев. Из участников сильно избиты два еврея, за которыми я распорядился тщательно ухаживать, так как они мне нужны для допроса». Епископ, заранее убежденный, что ребенка замучили