Карамелька. Отыщи меня в своей памяти... - Лив Янг

на меня, – проводит большими пальцами по запястьям. – Чтобы не произошло, ты должна помнить, что это всего лишь прошлое. Не накручивай себя. Просто отпускай…

Открываю глаза, закусывая до боли край губы, чтобы не разрыдаться.

– Мира, поговори со мной… – смотрит мне в глаза, старательно пытаясь увидеть в них ответ.

– Мне так… жаль… – выдыхаю запинаясь. – Я не знаю, почему все так произошло... Ты мне верил, а я… Тебя даже не выслушала… Почему все так, Дан? Почему слова отца оказались важнее того, что было между нами? Мы ведь были счастливы вместе… Почему мы прекратили бороться друг за друга?

– Ты что–то вспомнила, да?

Теряюсь от вопроса. Не знаю, стоит ли рассказывать…

– Мастерская, – киваю, решаясь попробовать. Вжимаю ногти до боли в ладонях, заставляя себя продолжать. – Тот день, когда мы красили пол на втором этаже мастерской. Я видела крыши города и реку с террасы... Мы строили ее с тобой вместе с нуля... Почему она исчезла вместе с воспоминаниями? Будто стерли ластиком на бумаге из реальности… Она так много значила для нас…

– Успокойся... Это всего лишь стены… – пожимает плечами, выдыхая. – Квартира была арендована. Мы собирались ее выкупить позже… Но как–то не сложилось. Ее пустили с молотка сразу после нашего отъезда.

– Жаль, – глубоко вздыхаю. Дверной звонок заставляет собраться с мыслями и вернуться в реальность. – Это доставка.

– Я разберусь, – все еще недоверчиво смотрит на меня, сжимая руки в ладонях. – Голова прошла?

Быстро киваю.

– Это хорошо, – встает, направляясь ко входу. – Я скоро.

Смотрю на бледную полоску паркета, выделяющуюся на фоне остального пола.

Аккуратно проезжаю наконец исчезнувшую полосу препятствий, осторожно пробираясь к сейфу с документами. Открываю дверцу, вытаскивая оттуда стопку и шлепая ее на деревянный стол, отбирая для себя самое необходимое.

Загранпаспорта, свидетельства о рождении мое и Лии, внутренние паспорта, свидетельство о заключении брака, медицинская карточка Лии и… огромный талмуд… мой, с заключениями больниц, врачей, обследований, анализов, операций и программами лечения на ближайшее время.

Зачем–то перелистываю их, просматривая по диагонали. Все это есть у меня в электронном варианте. В бумажном выглядит более устрашающе… С живыми печатями, датами и подписями… Хмыкаю, добираясь до листов ведения беременности, останавливая взгляд на первом сохранении… Шесть недель…

Это оно?

«Угроза выкидыша, открытое кровотечение, тонус… Палата интенсивной терапии… Сохранение жизни плода…»

– Продукты оставил на кухне, – доносится голос Горского, отрывая меня от бумаг и появляясь в проеме кабинета. – Что–то еще сломать нужно или можно складывать назад инструменты?

Перевожу взгляд с него на документы и обратно. Набираюсь смелости, нервно сглатывая. Сердце стучит так сильно, что перекрывает дыхание от страха.

– Хочу показать тебе кое–что, – все же решаюсь, разворачивая к нему папку.

Сжимаю поручни кресла до побеления костяшек, пока слежу за тем, как подходит к столу и пробегает взглядом по документам, листая страницы.

Пульс от ужаса стучит в ушах так громко, что перестаю слышать все происходящее вокруг меня в кабинете… Если Дан меня прибьет после этого, то Лия останется жить с дедушкой. Господи, поделом мне… Отвратительный вариант, конечно, но меня же отец как–то вырастил…

Глава 14. Дан. Получите, распишитесь....

Перевожу взгляд с печати клиники на подпись и дату.

Где-то в моих документах лежит такая же выписка… Даже дата и подпись совпадают. Только вот текст по большей части отличается. И заключение врача, приговором лежащее на чужих плечах в течении шести лет.

– Дан, – касается моей руки кончиком пальцев, взгляд затравленный. – Если ты возненавидишь меня после этого… Я пойму…

Закрываю папку, откладывая в сторону.

Громова, чтоб тебя! Какая дичь сейчас творится в твоей голове?

– Я хочу, чтобы вы обе переехали ко мне, – слежу за ее реакцией.

Откатывает от меня коляску, складывая ненужные документы обратно в сейф.

– Мира! Я с тобой разговариваю.

– Нет! – произносит, наконец останавливаясь. – Я не ребенок и манипулировать моим чувством вины тебе не позволю.

Какого черта…

Раздраженно свожу брови к переносице.

Поднимает взгляд, смотрит уверенно, но сама при этом нервно сжимает стопку с документами.

– Я понимаю, что виновата перед тобой… и Лией, – продолжает. – Ты в праве злиться. Но ставить себя в очередные рамки не позволю. Можешь не перестраховываться… Я не собираюсь запрещать тебе видеться с дочерью… И сбегать из страны больше не планирую…

– Я волнуюсь за тебя.

– Если я физически не дееспособна, это вовсе не значит, что я нуждаюсь в чьей–то опеке. Не путай чувство ответственности за ребенка с заботой обо мне.

– Что за чушь ты себе напридумывала?

– Я замужем, Дан! – хлопает документами по столу.

– Это ненадолго.

– Ты меня не знаешь... – фыркает Громова. – Все еще помнишь ту парящую в облаках, влюбленную девочку Миру. Но даже я себя такой не знаю. Иногда вижу во снах… или проблесках памяти… Она давно чужая, не я… Не путай меня с собственными воспоминаниями…

– Мы все меняемся… Сама сказала, нам не восемнадцать.

– Я не долбанное приложение к твоей дочери. Дан, я чертов инвалид!

– Все сказала?

– Нет, не все! – смотрю на раскрасневшиеся щеки Карамельки и охреневаю от количества дурости в этой милой головке. – Ты со мной не справишься... Не выдержишь... с миллионом проблем по здоровью, перепадами настроений, головными болями, бессонницей и бытовыми заморочками.

– Как–нибудь переживу, – ставлю локти на стол, подставляя руки под подбородок, глядя на распаляющуюся девушку.

Могла бы топнуть ножкой от досады, обязательно сделала бы. Смотрит на меня своими большими глазищами, вываливая свой самый основной аргумент:

– Тебе нужна женщина, а не истеричная домработница.

Удивленно приподнимаю бровь.

Великолепно! Только что требовала не ставить ее в рамки, при этом сама, без зазрения совести, продолжает выстраивать без меня мою жизнь. Не стыдно, Громова?!

– Ребенка родить не смогу… А к мужчинам у меня… в таком состоянии интерес абсолютно отсутствует, – сглатывает, опуская взгляд. – Такие отношения продлятся до первых измен и скандалов... Не вижу никакого смысла даже начинать что-то менять…

Хмыкаю раздраженно… Я, кажется знаю, кому обращена была вся эта тирада. Оторвать бы язык этому ущербному.

– Успокоилась? – опускаю руки перед собой. Сжимает челюсть, все еще не глядя в мою сторону. – Прекращай клеймить наши отношения