Серена - Рон Рэш

на свой последний вопрос, рубщик отправился делать надсечку на стволе раскидистого тюльпанного дерева – единственного оставшегося на всем хребте. Серена наблюдала за работой, пока за дело не взялись пильщики, а затем поскакала к ожидавшему ее мужу.

– Что же привело тебя сюда этим утром, Пембертон?

– Я поговорил с Харрисом. Министр Олбрайт звонил в выходные и хотел условиться о встрече. Харрис говорит, он не против приехать сюда.

– Когда?

– Олбрайт расшаркался перед нами и в этом смысле. Говорит, что готов встретиться в любое время, хоть сегодня, хоть в сентябре.

– Тогда уж лучше сентябрь, – решила Серена. – Чем бы ни кончилось дело с парком, нам лучше подольше валить лес. – Задумчиво кивая, она бросила взгляд за крону обреченного тюльпанного дерева на вершину хребта, где над ручьем Хенли едва успели приняться за работу первые бригады лесозаготовителей. – За последние полгода мы добились неплохого результата, несмотря на сложные условия.

– Да, – согласился Пембертон. – Такими темпами года через полтора здесь вовсе не останется работы.

– Я думаю, еще скорее, – поправила его Серена. Мерин фыркнул и топнул ногой, и хозяйка, слегка подавшись вперед, погладила шею арабского скакуна, успокаивая и ободряя его. – Поеду проверю, как там другие бригады.

– Есть еще одно дельце, – остановил ее Пембертон. – Кэмпбелл доложил, что в лагерь прибыла дочь Хармона. Хочет опять устроиться работать на кухне.

– Что думает Кэмпбелл? Это необходимо – нанять ее?

– Да.

Серена продолжала гладить лошадь, но смотрела уже на мужа.

– Помнишь, я сказала на станции, что больше ей ничего от нас не получить?

– Плата останется прежней, – возразил Пембертон, – а жить в лагере, как и раньше, она не будет.

– Пока мать работает, кто позаботится о малютке?

– Его подержит у себя соседка.

– Его? – повторила Серена. – Мальчик, значит…

Пила смолкла на несколько секунд, пока рубщик закладывал под лезвие очередной клин. Подняв левую руку, Серена положила ее на луку седла. Правая рука, державшая поводья, тоже легла рядом.

– О том, что ее опять наняли, сообщи девушке сам, – решила Серена. – Только ясно дай понять, что у нее не может быть никаких иных притязаний. И у ее отпрыска тоже.

Поперечная пила возобновила работу; быстрые движения полотна взад-вперед были похожи на вдохи и выдохи, словно само дерево силилось отдышаться после быстрого бега. Арабский мерин вновь ударил копытом в землю, и Серена сжала поводья в кулаке, готовясь развернуть голову лошади в сторону ближайшей бригады лесорубов.

– Вот еще что, – добавила она. – Проследи, чтобы ее и близко не подпускали к тому, что мы едим.

Лошадь и всадница двинулись сквозь снежные сугробы дальше в глубь леса. Серена сидела прямо, с безупречной осанкой, а копыта мерина почти презрительно опускались на выбеленную землю. «Вот она, врожденная гордость», – подумалось Пембертону.

По возвращении в лагерь он сразу направился в столовую, где в одиночестве сидела Рейчел Хармон. На девушке были начищенные, но изрядно разношенные черные полусапожки и потускневшее сине-белое ситцевое платье – надо полагать, самое нарядное в ее гардеробе. Огласив свое решение, Пембертон спросил, все ли она поняла.

– Да, сэр, – ответила Рейчел.

– И насчет того, что произошло с твоим отцом. Ты своими глазами видела: мне пришлось защищать свою жизнь.

Несколько секунд оба молчали. Наконец Рейчел кивнула, избегая смотреть в глаза Пембертону. Тот же тщился вспомнить, чем она приворожила его, чем сумела привлечь. Быть может, все дело в сочетании голубых глаз и светлых волос? Или, возможно, в том, что она не выглядела изможденной, подобно почти всем прочим работницам лагеря? В горах рано стареют, и особенно женщины. Пембертон встречал здесь дамочек лет двадцати с небольшим, кого в Бостоне приняли бы за пятидесятилетних.

Лицо Рейчел держала слегка опущенным, и Пембертон смог рассмотреть ее губы и подбородок, грудь и талию, а также белые полосы лодыжек, видневшихся под подолом истертого платья. Чем бы ни очаровала его в свое время эта девушка, теперь влечение исчезло без следа. Он понял вдруг, что все женщины, кроме Серены, перестали быть ему интересны. Пембертон уже не мог припомнить, когда в последний раз думал о былых возлюбленных или заглядывался на юную красотку в Уэйнсвилле, воображая страстное сближение их обнаженных тел. Он знал, насколько редко случается подобное постоянство, и до встречи с Сереной счел бы его невероятным для мужчины вроде себя. Теперь же верность супруге представлялась ему естественной и чудесной, хотя в то же время тревожила своей категоричностью.

– Можешь выходить на работу с первого числа, – заключил Пембертон.

Девушка уже дошла до двери, когда он остановил ее вопросом:

– Этот ребенок – как его зовут?

– Джейкоб. Имя из Библии.

Ветхозаветное происхождение имени не выглядело чем-то чужеродным. Кэмпбелла, скажем, звали Эзрой; в лагере можно было также встретить Абсалома или Соломона – но ни единого Луки или Мэтью. Однажды Бьюкенен обратил на это внимание Пембертона, добавив, что, судя по его изысканиям, местные горцы в большинстве своем опираются не столько на Новый, сколько на Ветхий Завет.

– Второе имя у него имеется?

– Магилл, оно семейное. – Девушка отважилась на краткий миг встретиться с Пембертоном взглядами. – Если вам захочется его увидеть… – И умолкла на полуслове. В общем зале появилась уборщица со шваброй и ведром в руках.

– Первое число нового месяца, – повторил Пембертон и прошел на кухню, где велел повару подать ему поздний завтрак.

Глава 12

В последующие недели была вырублена большая часть склонов горы Ноланд, и бригады хорошо продвинулись на север в сторону хребта Бэнк-Ридж, прежде чем отвернуть западнее по отрогам вдоль ручья Дэвидсона и выйти на широкое пространство между Кэмпбелл-Форк и верховьями реки Индиан-Крик. Теперь, с наступлением лета, люди работали споро – в том числе и потому, что с момента прибытия в лагерь орла гремучие змеи никого не жалили. По мере продвижения работ бригады оставляли за собой ширящуюся пустошь – пни, ломаные сучья и бурые воды запруженных речушек, забитых мертвой форелью. Даже жизнестойкие лещи и рогатые голавли в конце концов дохли, причем некоторые выбрасывались на берег, будто даже неподвластный их жабрам воздух давал больше надежд выжить. По мере того как леса исчезали со склонов, все чаще появлялись байки о встрече со знаменитой пантерой, отчасти подогреваемые мечтой заполучить золотую монету из рук Пембертона. Никто, впрочем, не сумел пока предъявить убедительный след или клочок меха, но каждый был готов поделиться собственной историей, в том числе и молодой Данбар, который во время обеденного перерыва заявил, будто среди деревьев только что мелькнуло нечто большое и черное.

– Где? – переспросил Стюарт, поднимая с земли