Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида - Талин Суджян

один исход для группы армян, а именно членов Tashnaktsutiwn (Армянской революционной федерации). Один из моих интервьюируемых, А. К., родившийся в Муса-Даге (Musa Dag) в 1953 г., сообщает:

До присоединения [к Турции] дашнаки, гнчакисты, рамкавары и коммунисты в Хатае были хорошо организованы. В 1937 г. в парламенте санджака Антакья (Antakya) в период временной автономной республики также был один депутат, представлявший Муса Даг: Мовсес Дер-Калустян (Movses Der Kaloustyan[371]). Он был от партии дашнаков. Гнчакисты были хотя беднее, но зато хорошо организованы. По мере того как дискуссии о вступлении в партию становились все сильнее, Мовсес вывел дашнаков из Хатая. Гнчакисты остались там, надеясь когда-нибудь эмигрировать в Армению. Мой отец и дядя сыграли решающую роль в этом процессе. Также дед Татёса Бабека (Tatyos Babek), которого также звали Татёс, был важной фигурой. Он возглавлял шесть деревень. Но вот государство решило сделать деревню Хидир-бея (Hidir Bey) центром. Назначенный глава администрации (Т. В.) был членом партии «Гнчак», тогда как отец его был дашнаком. Государство приняло решение, кто был лучшим кандидатом. Этот человек был полон почтения к Ататюрку и Исмет-паше. В 1980-х гг. он писал о своем почтении в журнале Kulis[372] и газете Marmara[373].

В 1939 г. Министерство внутренних дел подготовило специальный отчет по армянам, покинувшим санджак. Этот доклад был передан президенту, начальнику Генерального штаба, в Министерство иностранных дел и Главное управление безопасности. Отчет содержит пять очень подробных глав на трех страницах. Первая глава содержит список причин миграции армян, среди них высокая безработица в санджаке, обедневшее правительство автономного государства Хатай и страхи, обусловленные прошлым. Во второй главе указано, куда мигрируют армяне. Третья глава очень дифференцирована и детализирована. Здесь объясняются задачи правительства, при этом речь идет о регионах, в которых поселились армяне. Из доклада понятно, что отток армян был для правительства недостаточен, притом что оно постоянно получало среди прочего информацию о расположении новых поселений, о том, будет ли соответствующий регион представлять геополитическую угрозу для Турции, сколько жило армян в каких регионах Ливана или Сирии, в каких профессиях и отраслях они работали и какого рода организации мигранты поддерживали. В качестве примера приведем следующий отрывок, речь в котором идет о стратегическом значении новых областей расселения:

В северной части Латакии, в туркменском районе Байырбу-джак (Bayir-Bucak), нет больше ни единого мелкого участка, который был бы пустым или заброшенным. Поэтому любая попытка поселить там армян означала бы концентрирование армянского населения вблизи границы и уменьшение турецкого большинства в этом районе[374].

Государство уделяло особое внимание не только аннексии санджака Александретта, но и армянам, покинувшим санджак. Чрезвычайно интересно обнаружить в документах, что как наличие армян вообще, так и их отсутствие, в том числе их наличие в других странах, в данном случае Сирии и Ливане, было проблемой для Турции. Это внимание, в свою очередь, сказалось и на армянах. Можно еще добавить, что отсутствие сообщения о присоединении Хатая к Турции было достаточным основанием для закрытия одной армянской газеты. То обстоятельство, что армяне продолжали быть политически активными в регионе, в чем можно убедиться на основании, например, результатов упомянутых в сносках выборов, стало во время аннексии тревожным вызовом как для республиканской элиты, так и для лиц, формировавших общественное мнение. Решение редакторов посвятить санджаку целый раздел, если посмотреть на него с этой стороны, приобретает еще больший смысл. Мультикультурное население, прежде всего армянское население, сделало политику по проблемам этого региона очень чувствительной темой. Спустя лишь немного лет после аннексии, а именно в 1941 г., и здесь ввели Yirmi Kura Askerlik. Согласно А. К., бывшему членом одной из оставшихся в районе санджака семей, дело обстояло так:

Yirmi Kura Askerlik – так эта акция называлась в других местах. Мы назвали ее Dokuz Kura Askerlik, поскольку из нашей деревни было послано девять групп мужчин. Мой отец и его знакомые попали в Кандыру (Kandira). Как отец мой, так и новый священник Дер-Гевонт (Der Ghewont) отправились туда. Их заставляли носить уголь и грузить его на немецкие корабли. <…> Кроме того, так всегда говорил мой отец, все в Кандыре были армяне. По прибытии в Стамбул он пошел в офис Jamanak. С 1945 по 1950 г. он писал статьи о событиях в санджаке[375].

То, как А. К. описывает, с одной стороны, свое детство, а с другой – Решата (Reşat), руководителя Главного управления благочестивых фондов (Vakiflar Genei Müdürlügü) в Хатае, дает представление о том, как эта область выглядела после аннексии. Значительное число армян покинуло регион после аннексии, а заодно и свою земельную собственность. Решат был ответственным за эти так называемые бесхозные земли.

Самый красивый дом в деревне был избран для штаб-квартиры Главного управления благочестивых фондов и резиденции Решата. Как сотрудник управления фонда, он являлся государственным служащим. Его главнейшей задачей было получение дохода от оставленных земель. <…> Он носил военную форму цвета хаки, сапоги до колен, меховую шапку и плетку в руке. Иногда он также ехал верхом мимо нас. Когда я играл перед нашим домом и люди кричали: «Решат едет!», я сразу же бежал домой. <…> Он был неприятным человеком. На ремне его был пистолет. На него некуда было пожаловаться, и никому бы не пришло в голову добровольно пригласить его в дом. Он никогда не пил у нас кофе. Какую газету у нас читают, лучше было ему не показывать[376].

Решат, однако, по А. К., был не просто неприятным человеком. Его сексуальное насилие как над детьми, так и над родителями в Вакыфе (Vakif) – единственной оставшейся армянской деревне в Муса-Даге – сильно сказалось на жителях деревни и их отношениях:

Он давал детям бедняков работу, к примеру, поручал им строить стену, рубить деревья, вскапывать его землю. Деревня и так на две трети опустела. <…> Главное управление благочестивых фондов владело лучшими участками земли. По ночам он развлекался с детьми. Он надругался над одним из отцов и одним из его детей. Все знали, чем занимается Решат. Те, кто мог себе это позволить, и те, кто не нуждался в деньгах, боялись и ненавидели его. Один из тех взрослых, над которыми Решат надругался, занял впоследствии его место[377].

Санджак, его аннексия, историческое значение региона для армян из-за памяти о сопротивлении на Муса-Даге (Musa Dag) – всё это сыграло роль в дискурсе об аннексии и расизме, который тогда разжигался