Богиня в бегах - Женя Галкина

Соберешься вот так влезть в шкуру Дианы, а она вдруг появится сама, и что тогда делать?

Отправляться в психушку, не иначе…

Во-вторых, Свету Соболь нельзя оставлять в такой ситуации. Это Полина знала и понимала твердо. Глеб способен уничтожить ее так же, как уничтожил Полинино прошлое, каким бы оно ни было. Страшно подумать, до какого отчаяния дойдет амбициозная и талантливая девушка, оказавшись в роли прислуги в шикарном особняке на отшибе.

Даже если Глеб и ее новоприобретенная «подруга» Марго все уши ей прогудят тем, что «она сама об этом мечтала», никуда не денется та Светлана, которая мечтала покорить Большой. Она останется, несмотря на сфабрикованную ложную память. Она будет страдать, как страдала сама Полина.

Никто не должен через такое проходить: каждому своя жизнь.

Любая женщина имеет право на выбор: быть ли ей домохозяйкой или не быть. Нет ничего плохого в том, чтобы увлечься созданием домашнего уюта и быть счастливой. Но ужасно принуждение к этому – ведь Полина, может быть, мечтала о Пулитцеровской премии так же, как Светлана мечтала о величайшем театре России.

Может быть, все Полинины надежды и чаяния были сфокусированы на точках, определяющих резкость кадра… Она жила и дышала этим, и, скорее всего, не спешила замуж, и уж точно – не спешила отказаться от мечты ради того, чтобы стать опытной завязывательницей галстуков.

Нужно удостовериться, что Светлана сама сделала выбор и знает о его последствиях.

В-третьих, очень хочется еще раз посмотреть в глаза Глебу и спросить: зачем? Зачем ты превратил меня в домашнюю кошку? Разве это была любовь? И любил ты меня хоть минуту из тех, что мы провели вместе?

Этот пункт тревожил Полину до слез. Пять лет она прожила с мужчиной бок о бок его жизнью: кормила его и устраивала его быт, украшала его вечера, отдавалась ему ночами. Она лечила его чаем с медом, когда он простужался, она растирала ему спину пчелиным ядом, она заботилась о его гардеробе, она готовила его любимые блюда. Она радовалась, когда он хвалил ее, печалилась, когда злился. Она волновалась за его бизнес и за его дела, желала ему удачи и хорошего дня, она верила в его участие к ней.

Любила ли она его? Полина не могла ответить себе на этот вопрос. Но Глеб точно не был ей чужим. В глубине души теплилась надежда, что события последних дней – легко разрешимый фарс, над которым он посмеется и скажет: «Девочка моя, ну что ты себе напридумывала? Я был в командировке и привез тебе платье цвета лондонского дождя!»

– Приехали.

Полина расплатилась с водителем и вышла из машины.

Дом укоризненно темнел глазами-окнами. Яблони отцветали. Легкое кружение лепестков сменилось утомлением. Лепестки лежали на дорожках, словно маленькие воины, павшие в битве за любовь и красоту.

Скоро появятся завязи, и ветки яблонь наполнятся плодами. То там, то сям будет раздаваться жалобный треск. Не выдерживая тяжести плодов, деревья гнутся, изнемогая.

Суть и труд плодоношения…

А после появится под ногами яркий ковер из розовых яблок… Увидит ли их Полина?

Она остановилась у грядки с левкоями. Бедные, совсем засохли. Еще одна неудачная попытка.

Но некогда, некогда горевать над увядшими цветами! Нужно привести себя в порядок и накрыть на стол.

Полина постаралась не прислушиваться к тишине комнат. Она и без того ощущала тяжелую давящую вину. За что – неизвестно. Но вина хуже горячей жвачки: сам не понял, где ее подцепил, но вот она уже на руках, волосах и одежде, и тянется-тянется грязными отвратительными нитками.

Марго даже не удосужилась позвонить заранее, просто примчалась на полчаса раньше назначенного срока. Полина, свежая после душа, с легким макияжем и сияющей на солнце копной рыжих волос, расставляла в беседке бокалы.

– Дорогая! – воскликнула Марго с явным облегчением в голосе и пошла к Полине, раскинув руки для объятья.

Сама она была не такой хорошей актрисой, как Полина: приметны были и ее тревога, и скрытые переживания. Она прикусывала губу, морщила высокий лоб, хлопала ресницами.

Полина приняла ее объятья без тени сомнения. Что ж, с тобой порой было классно, Марго. Почему бы и не поблагодарить за те вечера, когда, забравшись с ногами в кресла, пили рислинг и хохотали до слез над своими, женскими, шутками, когда Марго с уморительной серьезностью честила Полинины проблемы, превращая их из проблем в легкие недоразумения.

– Какие прекрасные изумруды! – воскликнула Полина, разглядев новый комплект украшений на подруге. – Невероятный цвет! Откуда такая роскошь?

– Ой, да так, – махнула рукой Марго, – подарил один медведь. Он не в моем вкусе совершенно, но камни выбирать умеет. – И Марго наклонила голову, чтобы Полина смогла разглядеть чудесные серьги, – выглядят необычно, правда? Это стиль хай-тек. Всякие Шахерезады и прочие восточные радости уходят в прошлое. За этим стилем ювелирное будущее.

– Тебе идет, – признала Полина.

Острые грани серег, кулона и браслета, ломаные их линии действительно очень подходили к образу Марго: громогласной, резкой и уверенной в себе женщины.

– Полька, ну не обо мне же речь! – воскликнула, спохватившись, Марго. – Дай сюда салфетки, я сама разложу, а ты рассказывай, рассказывай! Ты потрясно выглядишь! Это моя Наська тебя так покрасила? Она талантище, хоть и малолетка. И ты с ней и улизнула, да? Куда понеслась твоя мятежная душа, почему меня не пригласила? Я обижена, Полька! Хоть бы трубку брала. А то – извините, извините, видеть вас не желаю, Маргарита Валентинна! Разве так можно, овца?

Полина наклонилась и зазвенела бутылками.

– У меня много-много извинительного! – засмеялась она и выудила из-под стола ведерко со льдом и шампанским, ведерко со льдом и двумя бутылками вина. – А еще есть коньяк. Твой любимый.

– О-о-о, сразу видно – муж уехал, девки гуляют! – пропела Марго и вцепилась в бутылку шампанского. Она мастерски их открывала, не боясь за свои длинные нарощенные ногти. – А что у нас вкусненького?

– Средиземноморский салат с рукколой и креветками, креветки на розмариновых шпажках, фета с маринованной черешней, и еще я испекла соленые крекеры с травами и к ним – крем из голубого сыра. Я знаю, ты его любишь. Вот еще конфеты и шоколад, но это уже так, покупные.

Марго плюхнулась в плетеное кресло, скинув туфли на высоких каблуках, закурила тоненькую сигаретку с ментолом и, прищурившись, смотрела, как Полина наполняет бокалы.

– Давай, Поль, – сказала она неожиданно хрипловатым, каким-то бабским голосом. Так говорят друг другу уставшие после трудового дня станочницы, решившие выпить по пятьдесят за получку. – Рассказывай, куда ты рванула и зачем.