Белоснежка и босс Громов - Ася Невеличка

— Вот! ВОТ! – прогремела я, разбрасывая вещи и включая воду, чтобы набрать полную ванну. – Спроси, что входит в мои обязанности?

— Что входит? Ты так и не сказала, где была ночью?

— Я тебе написала – с Гошей.

— То, что не он отец моего ребенка, не дает тебе права проводить с ним ночи, — надулась сестра.

— Серьезно? – возмутилась я. – Ты же сама говорила, «как найдешь моего верного-благоверного, забирай любого из оставшихся»!

— Ну, мало ли чего я там говорила. Может, он не захочет на мне жениться? А с Гошей мы нашли общий язык, у нас с ним могла бы получиться семья. Папаша только алименты платить будет.

Я раздраженно цокнула языком. Черт, не зря я себя одернула в отношении Громова! Как знала, что у Маринки будут претензии. И не то, чтобы он мне особенно нужен, но внутри сжатая им пружина так и не отпускала, каждый раз наводя на грешные мысли.

— Я была с Гошей, принимала дела в новой должности у Громова, — сдалась я. – Теперь буду петь ему колыбельные в дни приступов мигрени, делать тесты в лаборатории и массажировать ему шейно-воротниковую зону. Меня уже записали на индивидуальное занятие.

— Что-то какая-то странная должность.

— А у него все странное. Офис странный, боссы странные, корпоратив тот – странный. Он вообще мужчина с…

В голове тут же нарисовался образ оттопыренных трусов, а язык чуть не ляпнул «болванкой». Я нервно облизнулась:

— С причанда… С причудами! Сейчас в душ, потом снова к нему. Говорит, что дня три, пока не отпустит, буду жить в его доме.

— Арин, — подозрительно покосилась на меня Маринка, — между вами ничего такого не было? Точно?

— Ничего. Я же понимаю, что сначала ты, ребенок и тест.

— Да. И лучше тебе вернуться в офис, иначе мы не найдем моего жениха.

Я вздохнула и закрыла дверь ванной перед носом Маринки. Погружаясь в воду, я не могла думать ни о чем другом, или точнее ни о ком другом, как о боссе, с какой неохотой он отпускал меня домой, собрать вещи. Как требовал скорее вернуться и держал за руку, мешая уйти. Даже вызвал охранника Сергея, которому категорически не понравилось мое нахождение в доме босса, и он минут десять что-то втирал Громову, пока тот с треском не выгнал охранника взашей.

А сейчас тот стоит на парковке под окнами и ждет меня, чтобы отвезти обратно. К Громову. Но я не тороплюсь, я просовываю руку между бедер и зажимаю ногами, сдавливая клитор, охая от облегчения и недостаточности. Вожу рукой туда-сюда, потирая чувствительное место, закусываю губы и откидываю голову на бортик, чтобы закрыть глаза и представить его. Как он гладит меня там и испытывающе смотрит своими холодными предгрозовыми глазами, как хочет меня, но никогда не признается.

Я развожу ноги и прикасаюсь более откровенно, защипываю складки, сжимаю пальцами клитор, выгибаюсь и кричу…

В себя прихожу от колотящих ударов в дверь.

— Эй, с тобой все в порядке? Рин? Открой. Ты нафига дверь закрыла?

— Все в порядке, — сквозь тяжелое дыхание хриплю я и подавляю стон от второй волны накрывающей дрожи.

Вот нигде невозможно остаться наедине с собой. То мама контролирует, то сестра бдит. А в доме Громова я не посмею лезть себе в трусы. Еще не хватало, чтобы он меня поймал за этим грязным делом.

На слабых ногах я еле спустилась на парковку, кинула пакет со шмотками на заднее сидение и села вперед.

— Думаешь, добралась до главного – дело сделано? – буркнул Сергей.

— Какое дело? – не поняла я.

— Сколько ты хочешь? Мы перекупим тебя у конкурентов, но ты расскажешь, чего они выведывают.

— Кто?

— Дурочку изображать будешь?

Что-то я расслабилась, а ведь тут никому доверять нельзя!

— Это ничего… Вот придет Громов в себя и расколет тебя как миленькую, — пообещал Сергей, и я напряглась.

Меня есть в чем колоть. И пока я не раздобуду образцы еще четырех боссов, колоться мне никак нельзя.

* * *

Громов

Это странное смятение, когда левая девчонка дезориентирует тебя и держит за яйца. Громов аккуратно повернул голову к окну, проверяя реакцию на светочувствительность. Кажется, таблетки и чтение утренней почты голосом Красновой сказались на нем благоприятно. Что нельзя утверждать насчет внезапно пробужденной самцовости.

Когда в последний раз Громов отрывался с девочками?

Два года назад, в клубе, как раз за семь часов до взрыва. Тогда он снял ВИП-зону для себя и парней, заказал эстрадных певичек и девчонок, чтобы скрасили вечер молодым и холостым боссам.

Вот одна из девчонок и оказалось продажной стервой. Трахалась бесподобно, а потом оставила подарочек в салоне авто. А ведь Громов даже подумать не мог, что кого-то разозлит до такой степени, что его захотят стереть.

Механизм был часовой, Андрей уловил писк последних пяти отсчитываемых секунд:

Пи…

Недоумение, взгляд на коврик пассажирского сидения.

Пии…

Резкое торможение, и из-под него выкатывается бомбочка.

Пиии…

Громов рвёт ручник вверх, толкает дверь и запутывается в ремне безопасности.

Пииии!

Вырывает с корнем замок, падает на асфальт и начинает откатываться.

Бды-дыщ!

Он оглушен, его подхватывает взрывная волна, мелкие металлические занозы, осколки стекла впиваются в кожу и раздирают в клочья.

Громов падает на затормозившие автомобили, и от удара головой, теряет сознание.

Сотрясение мозга, контузия, ранения.

В тот день конкуренты его не убили физически, но прекратили его жизнь раз и навсегда, засунув в коробочку дикого ада. Боль перекрывала все инстинкты. Первый год вообще хотелось сдохнуть, но Громов держался на чистом энтузиазме и мстительной злости раздавить всех соперников к чертям. Только дней просветлений становилось все меньше и меньше, а приступы приходили все чаще и продолжительнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Андрей вообще думал, что после взрыва стал импотентом. Не особо его это волновало, пока тело неожиданно не отреагировало на нее. Сначала на ее голос, потом на ее изображения, а потом инстинкты завопили так, что он даже затрещину не сразу почувствовал, только с первыми расколами боли понял, что очередная шпионка, натасканная шлюшка, которая секунду назад текла от его поползновений, извивалась под его руками, влепила ему оплеуху и пнула в зашевелившееся после длительной спячки либидо.