Мировая борьба. Англосаксы против планеты - Андрей Фурсов

О том, что (и как) именно СССР гнался за Западом в гонке вооружений, свидетельствуют факты. Достаточно взглянуть на цифры из таблицы, опубликованной в Ежегоднике 1981 г. Стокгольмским Институтом исследований мира – SIPRI (Yearbook 1981. Appendix 6A. – P.156. Stockholm International Peace Research Institute).

Военные расходы в постоянных ценах (в миллиардах долл., 1978 г.)

Комментарии излишни и думаю, дальнейший спор с тезисами Дехийо о причинах и природе «холодной войны» бессмыслен – всё и так ясно. Обидно, что умный и интересный автор, как только дело дошло до послевоенного противостояния Запада и СССР, утратил объективность и на последних 20-30 страницах скатился до примитивной пропаганды. Это, однако, не умаляет значение его работы в целом, не делает книгу менее интересной, она – хорошее введение в проблематику истории мировой борьбы, которую не только интересно, но также важно и нужно изучать для выработки «зловещего (для противника. – А.Ф.) интеллектуального превосходства». Знание – сила. И то и другое очень понадобится России, чтобы вновь стать субъектом мировой политики, мировой борьбы, поскольку без борьбы нет побед.

100 лет назад, между 28 июля и 6 августа 1914 г. началась война, которую современники окрестили «Великой» и которая вошла в историю как Первая мировая. Буквально за неделю мир перевернулся. Ему уже никогда не суждено было стать таким, каким он был в течение столетия – с момента окончания Наполеоновских войн.

28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Предыстория известна: 28 июня в Сараево Гаврило Принсип убил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум из 15 пунктов. Несмотря на унизительный характер документа, сербы приняли все его пункты, кроме одного, уж слишком явно растаптывавшего их суверенитет. Германский кайзер Вильгельм II вроде бы счел сербский ответ вполне удовлетворительным. Однако австро-венгры 28 июля объявили войну Сербии. Россия как союзница Сербии объявила мобилизацию. Реакция Германии последовала незамедлительно: России в ультимативном порядке было предложено прекратить мобилизацию к 12.00 1 августа. Россия не прекратила, и 1 августа 1914 г. Германия объявила ей войну. Этот день официально считается началом Первой мировой, хотя на самом деле начало растянулось на целую неделю.

3 августа Германия объявила войну Франции; 4 августа Великобритания – Германии. 6 августа в войну с Россией вступила Австро-Венгрия. Так в течение одной недели заполыхала Европа, а затем и весь мир, и это длилось 1568 дней. Как заметил историк Кратвелл, «одна сумасшедшая неделя разрушила мир», со временем втянув в военные действия 33 страны: четыре – центральные державы (ЦД) и их союзники Турция и Болгария – с одной стороны, и Антанта и 26 их союзников, с другой. Эту неделю, однако, добавлю я, готовили почти три десятилетия.

Всего за четыре с лишком года войны было мобилизовано около 70 млн. чел. (численность армий на январь 1917 г. – 37 млн. чел.); протяженность фронтов составила от 2,5 тыс. до 4 тыс. км; прямые военные расходы достигли 208 млрд. долл. – в 10 раз больше, чем стоили все войны с 1793 по 1907 гг. вместе взятые. Неудивительно, что войну 1914-1918 гг. часто называют Великой войной.

Неудивительно? Но ведь Вторая мировая война (1939-1945) многократно превзошла масштаб Первой мировой по всем параметрам. И, тем не менее, Великая – не Вторая, а Первая. А слова, как заметил однажды британский историк Э. Хобсбоум, зачастую свидетельствуют лучше документов. Определение «Великая» адекватно отражает суть того, что произошло, – как в объективном плане, так и, что не менее важно, с точки зрения восприятия произошедшего большими массами людей. Во-первых, Европа как целое уже столетие, со времен Наполеоновских войн, не воевала – не воевала всерьез, тотально. Память об этих войнах давно ушла в прошлое, не говоря о Семилетней (1756-1763) и Тридцатилетней (1618-1648). Отчасти и поэтому войну 1914-1918 гг. назвали Первой мировой, хотя на самом деле она не была первой мировой.

Во-вторых, война 1914-1918 гг., которую я, однако, и далее буду называть Первой, используя привычную, хотя и неправильную, нумерацию, по своим параметрам никак не укладывалась в прежний социальный опыт живших тогда людей, в исторический опыт европейской цивилизации. Этот опыт не мог ни объяснить, ни вместить ее, что вело к психологическим потрясениям. С Первой мировой войной пришли новые вкусы, новая мораль, новый быт; с ней рухнул прежний мир в целом и начал возникать новый. Вторая мировая война была частью, а не нарушением этого нового бравого – «военно-спортивного» – мира, потому-то и не воспринималась как великая. В ней воевали люди ХХ в., готовые к ней психологически. Для них она могла быть страшной, ужасной, но не великой. А в войне 1914 г. воевали люди предыдущего века или в лучшем случае межвекового водораздела.

Первая мировая «вывихнула век», разрушила связь времен, стала разрывом с цивилизацией, которую К. Поланьи назвал «цивилизацией XIX в.», или даже «суицидом» (Е. Ихлов) последней. В Первой мировой родился ХХ век и его человек, а человек XIX в. умер. Или потерялся на всю оставшуюся жизнь, закатился. Первая мировая была закатной войной европейской цивилизации. Эта цивилизация закатилась – в Лунку Истории.

Для людей рубежа хронологических XIX-ХХ вв. Первая мировая стала изгнанием из чего-то похожего (особенно ретроспективно) на рай и что действительно, по сравнению с «длинными двадцатыми» (1914-1933/34), было раем, по крайней мере, для образованных классов, творящих культуру и пытающихся облечь собственные групповые надежды в форму общих социальных мифов. В любом случае европейская история между Седаном и Сараево (как между Ватерлоо и Севастополем) была тем временем, которое вполне может породить «синдром Сидония Аполлинария», и в определённой степени этот синдром соответствовал реальности.

Для людей цивилизации XIX в., воевавших в первой большой войне ХХ в. и расхлебывавших ее последствия по полной программе, она означала утрату их мира, часто без приобретения нового. Такая травма потребовала мощной компенсаторики – социальной, психологической (разгул «ревущих двадцатых») и даже литературно-художественной: как заметил один критик, романы Хемингуэя позволили представителям «потерянного поколения» «быть сентиментальными (скрытая жалость к себе. – А.Ф.) и в то же время ощущать себя мужественно, благородно и трагически». Для людей разрыва времен, хроноклазма такое «воспитание чувств» было естественным. И вызвавшая его война могла быть только великой. По крайней мере, для Запада. У нас же, в России, дело обстоит по-другому.