Магниты - Наталья Способина

class="p1">Мама подмигнула.

А может быть, отец не захотел иметь ничего общего с Яной, потому что ее мама была явно не в себе. Однако это не помешало ему общаться с ней все то время, пока он был жив.

Яна вдруг осознала, что почти ничего не знает об истории своих родителей. Мама всегда находила какие-то нелепые отговорки или быстро меняла тему. Вот как сейчас. Отца уже не спросишь. Яна задумчиво уставилась на свое отражение на полированной поверхности стола.

— Яна, поторопись. Тебе еще зубы чистить.

Яна встретилась взглядом со своим отражением, и ее озарило: Лев Константинович должен был знать об этой истории. Они ведь с отцом были лучшими друзьями.

Кажется, Лев Константинович сегодня в офисе ее не ждал.

— О, а я думал, ты дома осталась, — объявил он, выглянув в приемную, в которую Яна вбежала, опоздав на работу на сорок минут.

— Я сейчас все сделаю, — запыхавшись, выпалила Яна.

— Да успеется. Как ты себя чувствуешь? — Лев Константинович присел на край ее стола, наблюдая за тем, как Яна, путаясь в рукавах, стаскивает пальто.

— Хорошо, — Яна выдавила из себя улыбку, но, кажется, совсем не убедила Льва Константиновича. — А как Дима?

— Нормально, — ответил босс и ничего не добавил.

Правильно. Кто она такая, чтобы с ней объясняться?

— Лев Константинович, а можно задать личный вопрос? — решилась Яна.

— Смотря насколько личный, — серьезно глядя на нее, ответил тот, и Яна вспомнила, как сидела вчера у него на кухне.

«Со Львом такое не пройдет», — прозвучал в голове мамин голос. Да и плевать. Она ведь правда не собиралась. Ей ведь просто хотелось, чтобы о ней заботились. И неважно кто.

— Вы ведь хорошо знали Алексея Волкова?

— Более чем, — вопреки ожиданиям, Лев Константинович не только не расслабился, оттого что Яна завела речь не о нем, но и, кажется, еще сильнее напрягся.

— Мы никогда не виделись с ним, — осторожно подбирая слова, начала Яна.

— Я знаю.

— А не знаете почему?

— Ты вот что… индусам напиши, а то они ждут. А об этом лучше с матерью поговори.

Лев Константинович легко поднялся со стола, и Яна заняла свое место. Сесть за стол, пока на нем сидел босс, по ее мнению, было не к месту.

— А что, если она не хочет со мной об этом говорить?

— Ну, значит, эта тайна… — театральным тоном начал Лев Константинович и почему-то осекся.

— Снова уйдет в могилу? — горько усмехнулась Яна.

— Ян…

— Я имею право знать, почему он ни разу не увиделся со мной. Почему не принимал никакого участия в моей жизни и…

— Полина Викторовна? — громко произнес босс, и Яна вздрогнула всем телом. — Сергей приехал?

— Сергей Евгеньевич будет через сорок минут. На заводе вчера произошло ЧП. Один из наших студентов чуть в окно не вышел.

— В смысле в окно? — севшим голосом переспросил Лев Константинович и смерил Яну таким взглядом, что ей захотелось раствориться в спинке собственного кресла. — Пойдемте расскажете.

Дверь в кабинет босса закрылась, и Яна прижала ладони к глазам. Две минуты. Она посидит так две минуты и напишет индусам, а потом приготовит боссу кофе, а потом… Достав из сумки мобильный, Яна открыла список звонков. На мобильный ей мало кто звонил, поэтому список абонентов не потрясал разнообразием: босс, мать, несколько незнакомых номеров случайных курьеров, Крестовский-младший и Волков. Яна вышла из приемной. В коридоре никого не было. Она прислонилась к стене рядом с панорамой Лондона и нажала на вызов. Запоздало сообразила, что Дима, скорее всего, на занятиях, поэтому не ответит, но после четвертого гудка в трубке раздалось резкое «алло».

— Доброе утро, это Яна, — выпалила она, давясь колотящимся в горле сердцем.

— Доброе. Я понял, — отозвался Волков и замолчал.

Яна тоже молчала, не зная, что сказать.

— Передайте Льву Константиновичу, что со мной все в порядке, — наконец произнес Волков, но говорил он так, что Яна за него испугалась.

— Хорошо. Если что-то нуж… — начала она, но Волков уже оборвал связь.

Яна сжала телефон и впервые спросила себя: не обвиняет ли Дима ее в случившемся? Да, он взял буклет со стола, но вдруг он задался вопросом, как этот буклет там оказался. Она понимала, что ни одна камера не зафиксировала того, что буклет положила именно Яна. Но нужны ли Диме камеры? Что, если он просто догадался? Мысль о том, что его слово ничего не будет значить в суде — да и вообще ни о каком суде речи идти не может, — почему-то не успока­ивала. Вдруг оказалось, что с ролью судьи Яна прекрасно справляется сама.

Глава 13

На руинах мечты так легко прорастает обида.

Она думала, что непременно умрет от стыда и горя, но почему-то не умиралось. А Ромка все не шел.

Когда первый прилив стыда схлынул и голова наконец включилась, Лялька поняла, что поторопилась. Не нужно было действовать вот так в лоб, когда он и без того напрягся после разговора с Рябининой. Нужно было вести себя хитрее. Но стоило вспомнить его взгляд после поцелуя и то, какой неестественной была его улыбка, как здравый смысл выключился, вернулись стыд и обида.

Ромка был константой ее мира, Ромка был тем, кто всегда мог исправить даже самый паршивый день, неделю, год. Как жить с мыслью о том, что она все испортила, Лялька не представляла.

В дверь ее комнаты постучали. Лялька вздрогнула и по­крепче обняла подушку в виде черного сердца, которую прижимала к себе.

— Нельзя! — крикнула она.

Однако стук повторился, и одновременно с ним на ее телефон пришло сообщение от Ромки: «Я на 5 сек».

«Я не хочу ни с кем говорить», — написала Лялька в ответ.

«Говорить не придется».

«Ляль, 5 секунд. Правда».

«Входи. Только свет не включай».

Дверь бесшумно отворилась, и Ромкин силуэт возник в потоке света.

— Ты где? — осторожно спросил он, не заметив ее на подоконнике.

— У окна. Говори, что хотел.

Ромка вошел в комнату, однако дверь закрывать не стал.

Лялька про себя усмехнулась.

— Дверь оставил открытой, чтобы сбежать, если я на тебя наброшусь? — зло спросила она.

Хотя злости в ней не было. Были жгучий стыд и такое огромное чувство одиночества, что даже дышать было больно.

— Нет, я просто не вижу после света. Снесу тебе тут что-нибудь.

Ромка остановился посреди комнаты и убрал руки за спину.

— Я зашел попрощаться.

Сердце Ляльки ухнуло в желудок.

— Навеки? — насмешливо спросила она.

— Почему навеки? Мы просто уезжаем… — Ромка сказал это неестественно ровным голосом, которым обычно пытался ее успокоить. Лялька не любила, когда он говорил вот так. Этот тон хорошо подходил психологине или врачу, но никак не человеку, в которого она была безумно влюблена.

— Больше к нам не приедете? — спросила она.

— Не знаю, — Ромка пожал плечами.

Это и был ответ. Права на ошибку ей, кажется, никто решил не давать. Ляльке захотелось заорать, но она подумала о Димке. Тот непременно так бы и сделал. Себя же она считала не просто сдержаннее, а еще и умнее. Ничего ведь страшного не случилось. Если отбросить стыд и желание умереть прямо сейчас, жизнь-то продолжается, и Ромка из нее никуда не исчезает.

— Ты извини. Не знаю, что на меня нашло, — как можно спокойнее произнесла она.

Ромка молчал так долго, что Лялька успела поверить в то, что он ничего не скажет.

— Ты меня тоже извини. Я, наверное, как-то неправильно себя вел.

— В смысле? — искренне удивилась Лялька, потому что Ромка не мог вести себя неправильно. В этом неидеальном исковерканном мире он был единственным правильным элементом.

— Я, наверное, это спровоцировал.

— Поясни, — упавшим голосом попросила Лялька.

— Ляль, я очень тепло к тебе отношусь. Ты мне как сестра, — Ромка повел плечами. — Прости, если я заставил тебя думать, что отношусь к тебе как-то, ну, как к девушке. Я…

— Я для тебя как сестра? — переспросила Лялька, и Ромка кивнул. — А с Рябининой любовь до гроба? Или у тебя там уже