Корректировщик. Остановить прорыв! - Георгий Крол

– Товарищ лейтенант, помогите мне встать. Ноги затекли.

Я помог ему подняться. Он привалился к стенке, а я тем временем стал брать гранаты, вставлять в них кольца и распихивать по карманам. Последней взял и сунул за пояс противотанковую. Немец повернул голову, понял, что гранат больше нет, и, упав на дно окопа, зарыдал. Да, совсем ещё молодой, максимум лет девятнадцать. Оставив свою няньку приводить конечности в порядок, выпрыгнул наверх.

Чёрт, немцев тут ещё до хрена. Тех, последних, осталось человек тридцать. Да и из траншей вылезло почитай столько же. Тем временем Корда выкинул из траншеи немчика и вылез сам. Встал рядом со мной, небрежно направляя висящий на плече пулемёт одной рукой. Пленные фрицы собирались в середине пространства между траншеями и ходами сообщения, а на брустверах, напоминая, что дёргаться не стоит, появились и уставились в толпу тупорылые стволы пулемётов.

Я посмотрел на часы. 11.39. Весь этот бой продолжался сорок одну минуту. Немцы, сначала какие-то прибитые, начали оглядываться. Офицеров среди них было только двое: лейтенант и обер-лейтенант. Лейтенант, похоже, сильно получил по голове, потому что всё время трогал её руками. Обер был зол. И с каждой секундой становился всё злее. Учитывая его относительно опрятный вид, могу предположить, что он командовал обошедшим нас взводом. И сдался от неожиданности, нарвавшись на плотный огонь, да ещё увидев немецкий танк с красными звёздами.

А теперь он понимает, что нас осталось с гулькин нос, и может сделать глупость. Надо бы ему помешать.

– Oberleutnant, komm zu mir! [17]

Он оглянулся на меня, осмотрел пыльную, помятую форму, выпрямился, вздёрнул подбородок и надменно сказал:

– Ich werde nur mit einem höheren Offizier sprechen[18].

– Ich bin der Senior Officer hier. Und vergiss nicht, Oberleutnant, dass Sie Ihre Hände erhoben haben und sich gemäß der Genfer Konvention wie ein Gefangener verhalten sollten[19].

Он попытался что-то сказать, но я снова его опередил.

– Meine Form ist staubig, aber die Waffe ist bei mir! [20]

И он сник. Судорожно одёрнул мундир и направился в мою сторону. В трёх шагах от меня он остановился и вскинул руку в приветствии.

– Oberleutnant Siegfried von Lenz. Assistant Adjutant Commander des Bataillons[21].

– Wo ist der Bataillonskommandeur und Adjutant? [22]

– Oberst Danke hatte keine Zeit, an dieses Ufer zu ziehen. Hauptmann Hauff ist mit der gesamten Hauptquartiergruppe bei der Razzia Ihres Kampfflugzeugs gestorben[23].

– Überprüfen Sie Ihre Soldaten. Wenn Sie Hilfe mit Medikamenten brauchen – bitte. Und vieles mehr! Beim geringsten Angriffsversuch werden wir das Feuer eröffnen, um zu töten[24].

Обер снова козырнул и направился к своим солдатам. Толпа волновалась, а вот почему, мне видно не было. Лейтенант, всё ещё придерживая голову рукой, что-то начал докладывать старшему по званию. Как интересно, обер повернулся так, что его младший товарищ оказался ко мне спиной. Опасается, что прочту по губам? Офицер тем временем дослушал и начал отдавать приказы. И опять странность: лейтенант вместо того, чтобы стоять в первой шеренге, исчез в толпе.

Немцы строились в шеренги. Встав на место, замирали, как и положено в строю. Внешне посмотреть – всё нормально. Так почему я жду подвоха? А-а-а, вот почему! Первая шеренга – десять человек. Стоят плотно, плечо к плечу. Я стою чуть сбоку и вижу, что шеренг девять. Но ведь фрицев было человек шестьдесят, плюс-минус допуски, так каким образом их стало девяносто? Внутри явно что-то происходит, и немцы это что-то старательно маскируют. Осталось понять их задумку.

Всё случилось одновременно. В воздухе раздался шелест падающих снарядов – немецкие батареи снова открыли огонь. И в то же мгновение обер-лейтенант отдал приказ, и из толпы в траншеи полетели гранаты. Теперь понятно, что они делали в середине сомкнутого строя. Не удивлюсь, если у них там и другое оружие имеется. Хотя сомневаюсь, что много: схватки шли в основном в траншеях или прямо возле них. Там, где стоят фрицы, трупов почти не было.

У немецкой «колотушки» – так в войсках называют противопехотную гранату Stielhandgranate24, есть один существенный недостаток. При заданном времени горения тёрочного запала 4,5–5 секунд на деле он частенько горел все 8. Некоторые пытались держать гранату чуть дольше, чтобы взрыв наверняка произошёл там, где надо. Только удача – она та ещё ветреница.

В нас полетел десяток гранат, а может, и дюжина. Одна разорвалась в воздухе, едва вылетев из толпы. Прямо над головой неудачливого обер-лейтенанта. Ещё две так же в полёте, не причинив вреда ни своим, ни чужим. Штук пять, упав в траншею, тут же вылетели из неё обратно. Эти тоже бабахнули впустую. Три попали в цель: не знаю, пострадал кто-нибудь или нет. Последняя упала на бруствер прямо перед нами. И не взорвалась.

Зато разом открыли огонь пулемёты. И те, что были в траншеях, и из танка, и, что интересно, с той позиции, где раньше располагались немецкие пулемётчики. А потом упали снаряды. Взрывы я уже не столько видел, сколько слышал и ощущал, потому что мы с Кордой успели нырнуть в НП. Через амбразуру видны были пыль и просверки огня. Потом один за другим в наблюдательный пункт ударили три снаряда.

Из-под обрушившихся брёвен наката меня вытащил ординарец. В голове гудело, но никаких звуков я не слышал. Торопливо прикоснулся к ушам. Слава богу, крови нет, значит, перепонки целы. Опираясь на что-то радостно говорящего Корду, встал и выглянул из траншеи. Н-да! Лучше бы фрицы честно сдались в плен. Может, кто-нибудь и выжил бы. Мы ведь народ добрый, уверен, бойцы дали бы им укрыться в окопах.

Корда продолжал что-то говорить. Чёрт, надо ему сказать, что я временно оглох. Только не орать при этом: слышал я, как объясняются контуженые. Я махнул рукой, привлекая внимание, показал на уши и развёл руками. Ординарец опять засмеялся и показал рукой куда-то мне за спину. Я оглянулся. Первое, что я увидел, – это наш трофейный танк. На башне стоял Рамон и размахивал пилоткой. А чуть дальше…