Small World, или Я не забыл - Мартин Сутер

Когда она потом решалась против своей воли вернуть его в теперешнюю действительность, он сопротивлялся, и ей не сразу удавалось отвести его назад в гостевой домик. Но стоило ему войти в гостиную, как он сразу чувствовал себя там дома. Садился в кресло и ждал, пока она поставит музыку. Тогда он закрывал глаза и слушал.

Немного погодя Симона тихо уходила. Ей бы очень хотелось знать, замечает ли он, что ее уже больше нет рядом, когда снова открывает глаза.

Конрад открывал глаза, когда музыка затихала, и рядом чаще других оказывалась сестра Ранья. От семи до половины восьмого Лючана Дотти приносила ужин, и уже ночной сестре полагалось составить Конраду компанию или, смотря по его состоянию, помочь ему за столом.

Сестра Ранья всегда приветствовала Конрада по-индусски, слегка склонившись и сложив руки под подбородком. Конрад отвечал ей точно так же. Они говорили друг с другом по-английски, и ее акцент переносил его в Шри-Ланку, в те времена, когда остров еще назывался Цейлоном, и где они играли в гольф на лужайке. Он ездил туда один раз в пятидесятые годы с Томасом Кохом по приглашению британского губернатора, сына которого они знали по «Сен-Пьеру».

Переезд Конрада в гостевой домик виллы «Рододендрон» оказался счастливым решением проблемы и для Розмари Хауг.

За две недели, понадобившиеся.для переоборудования домика, она еще не раз навестила его в «Солнечном саду». Но так и не смогла понять, узнает он ее или нет.

Совесть окончательно перестала мучить ее, когда Феликс Вирт рассказал ей, как благотворно подействовала на Конрада смена обстановки, каким он кажется довольным, какой заботой окружен. В конце первой недели после переезда, договорившись с Симоной Кох, она навестила Конрада в сопровождении Феликса Вирта. Уют и царившая в гостевом домике атмосфера понравились ей.

Еще от дверей она услышала смех Конрада (когда же она слышала в последний раз, как он смеется?), сестра провела ее в гостиную, где он сидел с молодой женщиной у стола возле окна и рисовал. Перестав смеяться, он недоуменно взглянул на нее и произнес:

— Слушаю вас, вы к кому?

— Это я, Розмари, — сказала она, — я хотела только взглянуть, как тут у тебя дела.

Конрад посмотрел на молодую женщину, пожал плечами и продолжал рисовать. Розмари в нерешительности постояла еще какое-то время. И уже выйдя за дверь, снова услышала его непринужденный смех. Она почувствовала, какая тяжесть спала с ее плеч, а она ведь даже и не подозревала, что все это так давит на нее.

В тот же вечер она впервые переспала с Феликсом Виртом.

И Симона Кох тоже ожила. Но не потому, как думала Эльвира, что для нее нашлось занятие, а потому, что впервые с тех пор, как стала членом семьи, сумела проявить себя. И не в каких-то пустяках вроде выбора цвета штор для библиотеки или составления меню праздничного обеда. Она добилась своего в решении принципиально важного и щекотливого вопроса, отстояв свою точку зрения, несхожую с мнением всего семейного клана.

Этим она достигла гораздо большего, чем могла мечтать. Бунт той, на которую все семейство поглядывало с улыбкой, как бы отторгая от семьи, помог не только Конраду, но и прибавил ей веса в семье. Все, включая Урса, относились теперь к ней с гораздо большим уважением.

Из всех больных, страдавших болезнью Альцгеймера, Конрад Ланг оказался в наилучших условиях.

Все его дни были заполнены до отказа и протекали строго по графику, и никому не приходило в голову отмахнуться от него, если он энное количество раз рассказывал одну и ту же историю. Ему все время давали почувствовать, как все его любят. И особого труда для обслуживающего персонала это не составляло, потому что Конрад Ланг на самом деле был всем мил и приятен.

В предпоследнее воскресенье перед Рождеством Конрад долго стоял у двери в пальто и меховой шапке, пока наконец не появилась Симона.

— Господин Ланг уже целый час как хочет выйти из дома. Он боится опоздать и пропустить снегопад, — объяснила сестра Ирма.

Едва они вышли в парк, Конрад,, обычно начинавший прогулку в размеренном темпе, сказал: «Идем!» — и быстро пошел вперед. Симона с трудом поспевала за ним. Когда они были уже у заветной цели — сарайчика садовника, то оба здорово запыхались.

Он прислонился к стене деревянного сарайчика и ждал.

— Чего мы ждем, Конрад? — спросила Симона. Он посмотрел на нее так, словно только что заметил.

— Разве ты не чувствуешь, как пахнет? — И снова посмотрел в облачное небо, уходившее за горы далеко за озером.

Вдруг стали падать большие и густые снежные хлопья, плавно опускаясь на края бочки с дождевой водой, на крышку, прикрывавшую компостную кучу, на дорожку, выложенную плитами, на еловые ветки, которыми были укрыты на зиму розы, и на черные ветви сливовых деревьев.

— С неба падают снежные fazonetli. — сказал Конрад.

— Fazonetli? — не поняла Симона.

— Маленькие платочки. Уменьшительное от fazzoletti.

Маленькие белые носовые платочки падали с серого неба, охлаждая траву, голые сучья, каменные плиты, и другие, что ложились поверх них, больше уже не таяли. Вскоре все кругом затянуло светло-серым покровом, становившимся все толще и белее с каждой минутой.

— С неба падают снежные fazonetli, — пропел он и подбросил вверх свою меховую шапку.

— С неба падают fazonetli, — подхватила Симона.

И они начали кружиться в хороводе снежинок, пока не обессилели от смеха, слез и счастья.

Конрад и Симона возвратились в гостевой домик с мокрыми волосами и в запорошенных снегом пальто. Сестра Ирма тут же увела Конрада, а Симона прошла в гостиную, зажгла две свечи на рождественском венке, поставила фортепьянный концерт Шумана, села на тахту и стала ждать.

Конрад вошел с сестрой Ирмой. На нем была другая одежда, волосы высушены феном, а на щеках горел румянец, как у ребенка. Он сел в свое кресло, съел немного рождественской коврижки, закрыл глаза и стал блаженно слушать музыку.

Вскоре после этого он уснул.

Симона задула свечи и тихо вышла из комнаты.

У входа в домик стояла стройная высокая рыжеволосая женщина лет сорока пяти в белом сестринском переднике.

— Меня зовут Софи Бергер, я из резерва. Сестра Ранья сегодня выходная, а господин Шнайдер попал из-за снегопада в автомобильную катастрофу.

— Он пострадал? — спросила Симона.

— Нет. Но он врезался в трамвай. А это означает долгую бумажную войну.

— Ну что ж, работы у вас будет немного. Думаю, господин Ланг сегодня быстро заснет.

Симона набрала код входной двери.

— Вы знакомы с господином Лангом?

— Да, однажды уже имела удовольствие.

Симона накинула на плечи свое мокрое пальто и пошла довольная к вилле. Черные гранитные плиты снова уже проступили сквозь выпавший снег.