Янтарные цветы - Джулия Хиберлин

– Штука в том, – добавляет Билл, – что он уже умер.

Тесси, 1995

Двое входят в кабинет врача. Мужчина и женщина.

Мужчина – прокурор. Мистер Вега. Невысокий, крепкий, лет сорока. Твердое рукопожатие, смотрит прямо в глаза. Эдакий итальянский мачо. Он напоминает мне тренера по футболу, который в прошлом году загнал полшколы в спортзал из-за угрозы торнадо. Когда он идет по коридору, его видно издалека.

Женщина – скорее, девушка – запросто сошла бы за старшеклассницу. Чопорный костюм «Энн Тейлор» ей не к лицу. Я сижу на диване, а она на месте врача. Тихонько притоптывает левой ногой, нервничает. Вероятно, я – ее первое большое дело. Бенита якобы защищает интересы детей, но я совершенно уверена, что она здесь просто в роли дуэньи. Будет смотреть в оба и следить, как бы я не обвинила дядю-прокурора в чем-нибудь нехорошем.

Если честно, мне на них плевать – что само по себе большая редкость, – ведь час назад я приняла две таблетки «бенадрила». Обычно я так не делаю, но Лидия, узнав про мою первую встречу с прокурором, предложила на всякий случай закинуться успокаивающими. Когда у ее родителей случается очередной трехдневный кризис (дома стоит жуткий ор), она таскает у них таблетки. И вновь Лидия оказалась права. Обстановка гнетущая и неприятная, а я знай себе нежусь в приятном мягком пузыре.

Мой врач недоволен. Я даже не стала умолять его остаться. Просто мне сейчас все по барабану, и любое усилие кажется ненужным. Мистер Вега так и норовит избавиться от доктора. Удивительно, как быстро тот оказался за дверью собственного кабинета – ведь он и сам не дурак по части манипулирования людьми.

Они напряженно переговариваются. Мне немного жаль Бениту, потому что я слышу каждое слово. Неловкая ситуация. Она не знает, как поступить, ведь сама же с порога объявила, что я ничего не обязана делать. Мне искренне ее жаль.

– Классная прическа, – говорю я ей. И не вру. В черных блестящих волосах проглядывают рыжие пряди. Интересно, она сама так красится?

– А у тебя классные сапоги.

Впрочем, этот короткий обмен любезностями не мешает нам слушать разговор врача и прокурора.

– Не задавайте ей вопросы, которые начинаются с «почему», – наставляет мой доктор.

– Сэр, да мы полчасика поболтаем – и все. Не волнуйтесь!

Ага, такое вот «сэр» прокурор обычно приберегает для судей и свидетелей со стороны обвиняемого. Я к этому времени уже насмотрелась на Кристофера Дардена и Джонни Кокрана.

Мне немного жаль врача – его вышвыривают из собственного кабинета.

От «бенадрила» я такая добренькая, аж страшно.

Пока у дверей кабинета идет потасовка, я решаю устроить Бените первое испытание. Она сама сказала, что приехала только ради меня и я могу задавать любые вопросы. Или не задавать. Как пожелаю. Конечно, меня уже тошнит от этих слов – столько раз я их слышала. Это, наверное, первый пункт во всех учебниках по общению с неадекватными свидетелями/жертвами.

– Почему мне нельзя задавать вопросы, начинающиеся с «почему»?

Бенита бросает взгляд на прокурора, который не обращает на нас никакого внимания. Наверняка она гадает, можно ли выдавать инсайдерскую информацию полубезумному подростку. В учебниках про такое вряд ли напишут.

– Потому что такие вопросы подразумевают, что ты в чем-то виновата. Ну, вроде «почему ты сделала то-то и то-то»? Или: «Как думаешь, почему это с тобой случилось»? Не бойся, мистер Вега не будет задавать тебе таких вопросов. Ты ни в чем не виновата.

Это интересно. Я пытаюсь вспомнить, задавал ли подобные вопросы мой врач. Кажется, не задавал.

Дверь закрывается с громким щелчком, и мой психотерапевт остается по другую сторону. Прокурор подкатывает стул поближе и внимательно смотрит на меня.

– Так, Тесси, прости за эти разговоры. Я вовсе не намерен обсуждать с тобой дело, не переживай. И в следующий раз можем не обсуждать. – Он кивает Бените. – Мы оба убеждены, что не имеем права задавать тебе вопросы о столь травмирующем и глубоко личном опыте, пока не познакомились с тобой поближе. Поэтому сначала нам бы хотелось познакомиться. И еще: даже если ты ничего не вспомнишь, это совсем не мешает тебе давать свидетельские показания.

Странно, доктор описывал мне этого человека совсем иначе. «Внешне мягкий, но своего добьется любой ценой». Такое впечатление, что порой доктор нарочно пытается сбить меня с толку.

Ну вот, теперь придется гадать, кто из них говорит правду. От этих загадок начинает болеть голова. Что ж, попробую сама задать мистеру Веге вопрос – ему это явно придется не по нутру.

Под «бенадрилом» я такая смелая. Плевать на все!

– Почему, – спрашиваю я, – вы так уверены, что этот человек – убийца?

Тесса сегодня

Я вновь не могу отвести взгляда от дурацкого пластмассового сердца – как будто оно вот-вот начнет биться.

В кабинете, кроме меня и Джо, никого нет. Я приехала первой, несмотря на двухчасовые метания по поводу своего внешнего вида: что надеть на встречу с безутешной матерью Ханны, которая наверняка думает, что душа ее дочери отчасти переселилась в меня? Оказывается, она действительно переселилась в меня, однако об этом никто не должен знать. А идеальный наряд для такого случая – вязаный свитер, коричневая кожаная юбка, сапоги и жемчужные бусы моей мамы, которые я надеваю впервые.

– Оно прохладное, потрогайте, – говорит Джо, тут же достает сердце из ящика и вручает мне, словно какую-нибудь собачью игрушку. На ощупь оно такое и есть. Я машинально беру сердце в руки, как будто мне бросили его с другого конца комнаты. Затем осторожно возвращаю.

– Оно настоящее?

– Да. Забальзамировано методом пластинации. Я сама бальзамировала.

Значит, тут моя догадка верна. Но почему же Джо, мой герой, мой рыцарь без страха и упрека, столь бесцеремонно обращается с человеческим сердцем?

– Хотите, расскажу про него?

Я мотаю головой, но она в это время как раз убирает сердце обратно в ящик, явно сделанный на заказ.

– Мы с бабушкой как-то ехали к тете в гости, праздновать День благодарения. Было очень темно, в Оклахоме не все дороги хорошо освещены. Нам под колеса бросился олень, и затормозить я не успела.

Олень, стало быть. Хорошо. Уже легче.

– Звук был ужасный, – продолжает Джо. – Мы с бабушкой остались целы и невредимы, но я не захотела просто уезжать – надо было добить беднягу. Не оставлять же его умирать на обочине. Когда я подошла, стало ясно, что дело уже сделано. Тут же возле нас остановились три грузовика – оклахомцы не дадут пропасть добру. Я заметила на поясе у одного из дальнобойщиков острый нож.

Какой неприятный поворот. Сердце снова под вопросом.

– Я сказала, что отдам ему тушу оленя, если он даст мне свой ножик. Он дал, а я взяла и вырезала сердце.