Янтарные цветы - Джулия Хиберлин

– Десять лет назад. Примерно.

Я и забыла про эту привычку Марвина – говорить о себе в третьем лице. Отчасти это объясняет, почему он так и не нашел другую работу.

– Эх, славное было времечко! Никаких тебе студентов-нытиков, что звонят в два часа ночи и спрашивают, почему их «эпплы» не подсоединяются к Вселенной.

Я с трудом сдерживаю смех и немного стаскиваю капюшон, чтобы получше рассмотреть Марвина. Зачем?! Пытаюсь прикрыть волосами шрам под глазом, но это только пробуждает новый интерес в старикане, хоть я и одета в мешковатые черные штаны и кроссовки, а на лице – ни грамма косметики. Должно быть, сегодня был тихий день в доме «для дам» – а именно дамы не дают ему уволиться.

– Вот интересно… Когда рыли бассейн, ничего примечательного не нашли?

– Вроде трупа?.. Ого, вы бы видели свое лицо! Никаких трупов, милая. А вам что, нужен труп?

– Нет, нет, конечно, нет.

Марвин трясет головой.

– Стало быть, вы из этих проклятых сопляков… Или, может, задумали устроить тут очередной аттракцион с привидениями?

– Из каких сопляков?

– Да приезжают сюда всякие студенты… Каждую осень снимают крайнюю левую квартиру – думают, там привидения живут. Пугают новеньких до потери пульса: напялят на скелет прозрачную сорочку и давай его в окно пихать. Или созовут богатеньких дружков, жрут фасоль «черный глаз» и ведрами пьют пунш, блюют на крыльце – а Марвину потом отмывать. Герти с них вдвое больше дерет за эту квартиру – а Марвину, думаете, платят больше? Нет. Марвин все стерпит и все говно уберет.

– А почему… почему они думают, что здесь водятся привидения? – Зачем спросила? Сама ведь знаю ответ.

– Да из-за девицы, что жила здесь давным-давно. Та, что чудом сбежала от убийцы Чернооких Сюзанн. Мы поначалу и ведать не ведали, что это она, – только через полтора года узнали. Хорошая была девчушка, кстати. Работала дизайнером. Жаловалась, что мы ей не разрешаем поставить воротца на лестнице – чтобы дочка ее не расшиблась. Но Герти считала, что это уничтожит обаяние до… – Внезапно он замирает на полуслове. – Ох ты ж… Вы и есть та девица, верно? Сюзанна, что тут жила!

– Меня зовут не Сюзанна.

– Как же это я по рыжим волосам вас не признал? Черт, да мне никто и не поверит! Можно с вами сфотографироваться? Вы ж настоящая, да? Не призрак? – Он как будто всерьез в этом сомневается.

Не успеваю я опомниться, как он уже выхватывает из кармана телефон и щелкает меня на камеру. Я запечатлена в вечности, со вспышкой, чтобы отныне и во веки веков гулять по «Фейсбуку», «Твиттеру» и «Инстаграму».

– Отлично, – говорит Марвин, глядя на экран. – Даже лопата попала в кадр.

Если мой убийца еще не знал, то теперь точно узнает.

Я вышла на охоту.

Около семи вечера я подъезжаю к дому. Свет горит во всех окнах. Напоминаю себе: Чарли не страшно, просто она вечно забывает гасить за собой свет.

Мы говорили с ней по телефону около получаса назад. Пицца с канадским беконом и оливками была съедена и признана «зачетной». На другом конце провода все казалось совершенно нормальным. Не то что у меня. Я так перенервничала, что решила сначала заехать в супермаркет и закупить все, что Чарли просила при случае захватить к ужину: «сыр, шварцвальдская ветчина, белый хлеб мистера Би, виноград, хумус, претцели, пончеги».

– Я дома! – кричу я, пинком закрывая за собой дверь. Сигнализация включена – ставлю «галочку». Чарли даже убрала коробку из-под пиццы с журнального столика перед телевизором, по которому наверняка тайком смотрела сериалы из маминого списка «не одобряю просмотр этой гадости».

Вот только самой Чарли нигде нет. И рюкзака нет. Телевизор еще теплый. Я прохожу сквозь гостиную и ставлю на барную стойку пакет с продуктами, туда же бросаю ключи.

– Чарли!

Наверное, сидит у себя в комнате, напялив наушники «Bose», и без особого энтузиазма топчется по Англии девятнадцатого века в компании Джейн Остен.

Я стучу – потому что тетя Хильда никогда не стучала. Нет ответа. Приоткрываю, затем распахиваю настежь дверь. Кровать расправлена. На закрытом томике «Гордости и предубеждения» – бутылка с водой. Всюду валяется одежда. Ящик с бельем вытряхнут на кровать. На полу – полоска грязи.

Утром комната была примерно в таком же состоянии. Но самой Чарли нет.

Весь дом я оббегаю примерно за минуту – времени предостаточно, чтобы искупаться в тошнотворных волнах паники. Распахиваю дверь на задний двор и во все горло ору ее имя. Чарли нет и в гамаке, который мы повесили между нашим виргинским дубом и старинным столбиком для привязывания лошадей (Эффи чудом спасла его от топора местного плотника). Окна мастерской сверкают черным; двери гаража наглухо закрыты.

Телефон. Мне нужен телефон.

Я бросаюсь обратно в дом и судорожно ищу в сумочке мобильник. Неуклюже вбиваю новый пароль (пришлось поменять после вчерашнего обновления софта). Неверный код. Черт, черт, черт. Снова набираю четыре цифры – на сей раз медленно и вдумчиво. Обещаю себе больше никогда, никогда не обновлять программное обеспечение на телефоне. Жму нужную иконку.

И вот они, два коротких слова, божья милость:

Через несколько секунд я уже барабаню в дверь Эффи. Та плетется целую вечность. На ней длинная белая сорочка с высоким горлом; седые волосы, обычно заплетенные в косу и убранные в пучок, свободно спадают с плеч до самой талии. Ну прямо беглянка из Пемберли – особенно если бы у нее в руках была свеча, а не гигантская ламинированная таблица Менделеева.

– Что стряслось, силы небесные? – вопрошает Эффи.

Спокойно, спокойно, спокойно.

– Чарли здесь?

– Конечно!

Эффи делает шаг в сторону, и вот она, моя девочка, самое прекрасное создание в мире, сидит по-турецки на полу и что-то строчит в блокноте. Я отмечаю каждую крохотную подробность: волосы перехвачены дешевым «крабом», а кончики торчат веером во все стороны, словно хвост у индюшки; на ногах только волейбольные шорты, хотя на улице всего десять градусов; пушистые тапочки-свинки; обкусанный лак с золотистыми блестками на ногтях. Чарли молча двигает губами, не произнося ни звука, как актриса немого кино: «Спаси меня».

– Я хотела немножко посидеть на крыльце перед сном и увидела, что по нашим дворам бродит какой-то незнакомый тип, – начала Эффи.

«Доставщик пиццы», – одними губами говорит Чарли. При этом она закатывает глаза, а Эффи все что-то лепечет, но у меня в голове оглушительно стучит одна мысль: «Жива! Жива и здорова!»

– Я заметила, что твоей машины нет, а свет в доме горит… Заволновалась. Позвонила – Чарли взяла трубку. Я тут же пошла и забрала ее к себе. Вот, помогаю теперь подготовиться к химии.

Чарли показывает пальцем на блюдо, где то ли шоколадными, то ли сгоревшими печеньями выложен смайлик – явно работа дочки. Чарли прикладывает к глазам два черных кругляша. Ну да, точно подгорели.