Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства - Владислав Гончаров

Как раз когда они подъезжали к мосту Кумурья и Потиорек обратил внимание эрцгерцога на какие-то новые, недавно воздвигнутые бараки, Габринович ударом о столб отбил головку бомбы, сделал шаг вперед и швырнул бомбу в автомобиль эрцгерцога. Шофер, заметивший его, поехал скорее, бомба упала на откинутый верх автомобиля и соскользнула на мостовую. По другой версии, Франц-Фердинанд с чрезвычайным хладнокровием схватил бомбу и бросил на улицу. Она взорвалась со страшным грохотом, повредила следовавший за эрцгерцогом автомобиль, серьезно ранив подполковника Морица и нескольких посторонних лиц.

Габринович перепрыгнул через парапет набережной в реку, которая в это время года почти высыхает. Он пытался скрыться, но полицейские агенты быстро схватили его и повели на допрос. Тем временем четвертый автомобиль, у которого только разбилось переднее стекло, обогнул поврежденный автомобиль и быстро подъехал к автомобилю эрцгерцога. Там никто не пострадал, и только у эрцгерцога на лице была царапина, очевидно, от оторвавшейся крышки бомбы. Эрцгерцог велел всем автомобилям остановиться для того, чтобы выяснить размеры причиненного вреда. Узнав, что раненого уже отправили в госпиталь, он с обыкновенным для него хладнокровием и мужеством сказал: «Поедемте, это был сумасшедший. Господа, будем выполнять нашу программу».

Автомобили поехали к ратуше, сначала быстро, а потом по распоряжению эрцгерцога медленнее для того, чтобы эрцгерцога можно было лучше видеть. В ратуше жену эрцгерцога встретила депутация магометанских женщин, в то время как эрцгерцог должен был принимать гражданских чиновников. Городской голова, написавший свое приветствие, стал читать его, словно ничего не случилось. Но составленная им речь не очень подходила к моменту. В ней говорилось о лояльности боснийского населения и об исключительной радости, с которой оно приветствует наследника престола. Франц-Фердинанд, по натуре своей легко возбудимый и несдержанный, резко оборвал городского голову: «Довольно! Что же это такое? Я приезжаю к вам, а вы встречаете меня бомбами». Но, несмотря на это, он все-таки позволил городскому голове дочитать свою приветственную речь до конца, и этим формальный прием в ратуше закончился.

Возник вопрос, следует ли выполнять установленную раньше программу, по которой предполагалось проехать по узкой улице Франца-Иосифа в густо населенную часть города и посетить музей, или во избежание нового возможного покушения направиться прямо во дворец губернатора на другой берег реки, где гостей ожидал завтрак. Эрцгерцог выразил настойчивое желание посетить больницу, чтобы справиться о состоянии здоровья офицера, который был ранен бомбой Габриновича. Генерал Потиорек и начальник полиции считали очень мало вероятным, чтобы в тот же день последовало еще второе покушение. Но в виде наказания за первое покушение и из осторожности было решено, что автомобили не должны следовать по первоначальному маршруту, по узкой улице Франца-Иосифа, а должны быстро проехать в больницу и музей по набережной Аппеля. После этого эрцгерцог, его жена и остальные сели в автомобиль в том же порядке, как и раньше, и только граф Гаррах стал на левую подножку автомобиля эрцгерцога, чтобы защитить его в случае нападения на набережной со стороны Мильяки. Когда подъехали к улице Франца-Иосифа, автомобиль городского головы, ехавший впереди, свернул на эту улицу, следуя первоначальному маршруту. Шофер эрцгерцога поехал за ним, но тут Потиорек крикнул: «Не туда поехали, поезжайте прямо по набережной Аппеля!» Шофер затормозил автомобиль, для того чтобы повернуть обратно. Как раз на том самом углу, где автомобиль остановился на один роковой момент, стоял Принцип, перешедший туда с набережной, где он стоял раньше. Это случайное стечение обстоятельств создало для него исключительно благоприятные условия. Он сделал шаг вперед и выстрелил два раза. Одна пуля попала в шею эрцгерцогу, так что кровь фонтаном полилась у него изо рта; другая (вероятно, предназначенная для Потиорека[42]) ранила Софию Хотек в брюшную полость.

Автомобили повернули и быстро поехали через Латинский мост к Конаку. Последние слова эрцгерцога, сказанные им жене, были: «София, София, не умирай, останься жить для наших детей». Но через несколько минут они оба были мертвы. Это произошло приблизительно в 11 часов 30 минут утра в день святого Витта, в воскресенье 28 июня 1914 года.

Ранее нами был изложен ход событий и охарактеризованы условия, которые привели к сараевской трагедии. Там же до известной степени намечен уже ответ на вопрос об ответственности. Но целый ряд весьма спорных вопросов был там оставлен неразрешенным, и лучше всего рассмотреть их теперь отдельно – прежде чем делать окончательные выводы относительно того, как распределяется ответственность за убийство, послужившее непосредственным поводом к мировой войне.

Среди этих спорных пунктов главными являются следующие: побуждения, которыми руководствовались убийцы, недостаточность мер, принятых австро-венгерской полицией, роль Димитриевича и «Черной руки», осведомленность Пашича о заговоре и непринятие им мер к предупреждению убийства, а также предостережение, якобы сделанное Сербией Австрии.

Мотивы, которыми руководствуются люди, обычно запутаны и часто не вполне ясны для них самих. Это особенно верно в отношении политического убийцы, у которого есть все основания ожидать, что одним из последствий совершаемого им акта будет его собственная смерть. Естественно, конечно, что каждый убийца указывает несколько мотивов, толкнувших его на это дело, причем отдельные заговорщики придают разное значение одним и тем же мотивам.

Так было и с теми шестью молодыми людьми, которые участвовали в заговоре против Франца-Фердинанда. Но Принципа и Габриновича можно рассматривать вместе не только потому, что они являлись руководителями этого дела и действительно осмелились произвести покушение на эрцгерцога, но также и потому, что они в значительной мере руководствовались одинаковыми побуждениями. Судить об их побуждениях можно всего лучше по тем показаниям, которые они дали после ареста и на суде, конечно, учитывая то обстоятельство, что они говорили, находясь под стражей, как обвиняемые в убийстве и государственной измене, и пытались выгородить друг друга и своих соучастников в Сербии.

На последнее указывает целый ряд моментов. Принцип, когда его только что арестовали, заявил, что виновен он один, что он действовал как анархист, «убежденный, что нет ничего лучше, как совершить политическое убийство», и что его покушение не находится ни в какой связи с покушением Габриновича. «Повторяю, у меня нет ничего общего с лицом, произведшим первое покушение. Когда взорвалась бомба, я сказал себе: значит, и другие думают так же, как и я».

Это было, конечно, совершенно неверно, что и выяснилось после ареста Габриновича и Грабеца. Из их показаний обнаружилось, что они втроем организовали заговор в Белграде и прибыли в Сараево с одной общей целью – убить Франца-Фердинанда. Но и на суде в октябре 1914 года, когда уже имелось много данных об их деятельности и деятельности «Народной Одбраны», все три студента старались выгородить белградские власти. Они утверждали, что «Народна Одбрана» преследовала исключительно культурно-просветительные цели, что она не распространяла своей деятельности на Боснию и что она не имеет никакого отношения к их покушению.