Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений - Кио Маклир

понимают, что оба предпочли жить и стареть в одиночку и что моя мать смотрит на свое старение под прагматичным девизом «заботься о себе сам» (складывает в кладовку, которую отец в шутку прозвал «универмаг „Хэрродс“, запас „одежды для лиц старшего возраста“» – всякие там брюки на резинке и шерстяные кофты с широкими рукавами). Они живут этим взаимопониманием. Оно – мост между ними, двумя иммигрантами, прибывшими в третью страну, с которой их ничто не связывало. В удачные дни это взаимопонимание кристаллизуется в своего рода любовь. От матери я унаследовала чувство юмора, порой на грани черного юмора, и независимость. От отца – любознательный интерес к миру и мечту об уединении.⁂

В давние-давние времена я обитала в странном, промозглом закоулке вселенной. Даже не догадывалась, что невротическая картина мира, существовавшая у меня всё то время, – лишь один из возможных ракурсов. Я с этой картиной сжилась. Потом пришел мой будущий муж, распахнул окна и двери, вытолкнул меня наружу.

Я выбралась из закоулка так, словно шла по тропе за бёрдером: отставая на полшага, глядя туда, куда глядит он, слыша то, что слышит он, замечая то, чего никогда раньше не замечала. А когда мы дошли до конца, оглянулась, осознавая, как решительно, как преданно вел меня сквозь леса мой проводник.

⁂

Мы с мужем построили брак, в котором просторно. Пятнадцать лет блуждаем вместе, разбредаясь на такое далекое расстояние друг от друга, словно находимся на разных континентах и у каждого из нас своя жизнь. Мы удручали, бесили и радовали друг друга; были друг для друга ничего не значащими и незаменимыми одновременно. На определенных этапах украшали свое гнездо, но также, по рассеянности, допустили, чтобы наше гнездо почти разрушилось. Не меньше пятнадцати браков, заключенных между нами, распались и восстановились.

Глядя на мужа, я вижу перед собой собрата-отшельника, человека, у которого есть свой целеустремленный, пусть и извилистый, путь, и, хотя ради него я готова сделать всё, что угодно, и вновь и вновь предпочла бы его общество, в нашем «мы» мне особенно нравится, помимо всего прочего, то, что мы оберегаем независимость друг друга.

Брак не спасение от всех зол, и не всякому из нас необходимо вступать в брак, хотя, наверно, нам пошли бы на пользу прочные добрые отношения с кем-то. В присутствии мужа мне доводилось чувствовать, что моя уединенность тает, но доводилось и чувствовать себя еще более одинокой, чем Луна: таковы противоречия близости.

Вот что мне подарила наша любовь: чувство, что у меня есть заземление, а значит, я вольна улетать далеко. Я знаю, что могу взять «отпуск», и муж не подумает, что я его бросила. Осознала: пускаться в авантюры в одиночку проще, когда знаешь, что кто-то вполглаза ждет твоего возвращения, что кто-то готов обеспечить тебе мягкую посадку и приветствовать тебя песней или шуткой.

Иногда я тревожусь, что мы нарожали одиноких волчат. В день пятнадцатилетия свадьбы, когда мы отправились в лес, я увидела, что мой младший бродит в одиночку вдоль ручья. Его одиночество сквозило во взгляде, в позе – как он горбился, пригнувшись, – в контурах пространства вокруг него. Он искал лягушек после утреннего ливня. Занятие целеустремленное и сольное, столь мне знакомое. Мы подождали: может, он нас окликнет или подбежит к нам? Но он не заметил, что мы за ним наблюдаем. Муж подал мне знак: мол, не будем мешать исканиям сына, пойдем дальше.

И мы пошли, шагая по узкой тропе, высматривая птиц, а одновременно празднуя всё, из чего выстроен наш брак: оптимизм, борьбу, юмор, неразбериху, веру, прощение, разбитые сердца, уединение, страсть.

Я пока не стала зорким натуралистом и всё еще озадаченно гадала, как научиться отыскивать птиц, но в тот день мне все-таки удалось заметить в лесу хохлатую желну. Ее трудно было не заметить – размером с ворону, с полосатым, как у зебры, личиком и алым хохолком, она трудилась усердно, словно мастер, вытесывающий тотемный столб. После дождя в лесу царила сверкающая тишина, и, когда мы стояли под зеленым пологом, неспешный, басовитый рокот быстро перерос в громкий стук молота: желна предупреждала, что мы слишком близко. Удаляясь, мы подметили, что частый стук снова замедлился. Хохлатым желнам требуются обширные участки лесистой местности – совсем как для супружеской жизни нужен простор, куда не суют свой нос другие.

Той ночью я лежала в постели в нашем деревянном коттедже, поглубже забравшись в драный спальный мешок, и слушала треск крыльев ночной бабочки и сопение сыновей и мужа.

Смотри-ка, что дают блуждания, подумала я. Стоило один раз сойти с проторенного пути – и я получила вот это.

Осень

Сентябрь

Сожаления

молодая особь большой голубой цапли и выпавший из гнезда птенец щегла

о слабых, но неотступных сожалениях, а также о плюсах и подводных камнях сентиментального отношения к птенчикам

В сентябре я приехала на велосипеде к утиным прудам в Хай-парке. У музыканта был день рождения, и я привезла ему билеты на симфонию Малера и книгу о пении птиц. Воробьи хлопотливо занимались своими делами: чирикали, порхали, взлетали, добывали корм. Мы остановились посмотреть на молодую особь большой голубой цапли, стоявшую с грацией гимнастки на мокром бревне. Потом свернули на узкую тропу.

Через несколько минут мы заметили неподалеку пожилых супругов с фотоаппаратами, направленными в сторону земли. Мы подошли, глянули вниз.

У подножия дерева сидел выпавший из гнезда маленький щегленок. Его родители метались в воздухе и пикировали к нему, словно пытаясь объяснить серому крохе, как оторваться от земли.

Но этот птенчик ни за что не сумел бы взлететь. Это был малюсенький комочек пуха – казалось, он рассеется от одного дуновения.

Родители еще несколько раз спикировали к нему… и унеслись прочь.

⁂

Когда птенец вылупляется из яйца, он холоднокровный и в первые несколько дней жизни нуждается в обогреве. Пока у птенца не разовьется способность регулировать свою температуру тела, его должны согревать родители. Я не знала, мерзнет этот птенец или напуган, – видела лишь, что его бьет дрожь.

Я явственно представила, как несу щегленка в ладонях домой. Нафантазировала целую историю: буду его выкармливать, пока он по-настоящему не оперится. Устрою ему в своем кабинете укрытие с ветками и алюминиевым подносом – купальней. Буду кормить его с зубочистки едой для птенцов. Сплету благоухающее гнездо из коры, скачаю с iTunes пение щеглов и буду включать его потихоньку, чтобы птица не забывала о своих корнях. А когда она подрастет, выпущу на волю. По этому случаю мой муж составит плей-лист «Иду на взлет».

От этих грез меня пробудил слабый писк. Птенчик научился подавать голос. Это было тихое крещендо, выражавшее панику.

⁂

Я хотела спасти птенца, но музыкант воспротивился.