Меня зовут Виктор Крид - Михаил Француз

Это заставляло нервничать и просчитывать свои действия исходя из варианта, что следят профи, многократно превосходящие меня по квалификации. Что каждый мой шаг раскрыт, запечатлен и задокументирован. Дзен!

Но, в принципе, есть только один секрет, раскрывать который я не хочу никому и ни в коем случае: телепорт. Остальное критичным не является. Но это не значит, что я не буду пытаться скрыть это остальное.

— Помню, — кивнул Эрик. — Она руководила бунтом в Освенциме.

— Она сейчас директор американской спецслужбы. И она пришла в наш дом, — не стал слишком углубляться в подробности я.

— Вербует? — начал сразу с сути он.

— Не знаю. Говорит в отпуске. Слежки не чую. Либо следят спецы не чета нам, либо… и правда нет слежки.

— Что делать думаешь?

— Пока — ничего. Как только кончится ее «отпуск», уеду.

— Куда?

— В Японию, — решил я. Вот правда, именно сейчас и решил. — Там много школ БИ открылось. Посмотрю. Может научусь чему. Со мной поедешь? Или?

— Или, — вздохнул Эрик. — Я в Америку махну. В Массачусетский Технологический. Там нынче активно магнетизм изучают. Много очень толковых молодых исследователей. Хочу с ними поработать.

Я пожал плечами — его выбор, его право.

— Навещу тебя как-нибудь. Если жив буду.

— Да что ж с тобой сделается-то? — усмехнулся он. — Ты ж таракана живучее!

— На любого таракана свой тапок найдется. Рано или поздно.

— Лучше поздно, чем рано, — усмехнулся Эрик и пожал мою руку.

* * *

Тридцать дней пролетели быстро. К зрителям, висящим на окнах, я привык быстро. Благо, все равно собирался вскоре сваливать. Так что на слухи было плевать: имя другое, страна другая, внешность другая, словесному описанию Крида не соответствует. Если и дойдут они до кого не надо, то пока суть да дело, меня уже в стране не будет. Как и Эрика. Так что пусть детишки на чудо посмотрят — не жалко. Может заниматься старательнее будут, имея такой пример перед глазами.

Но в одном дне двадцать четыре часа. Пусть восемь уйдут на сон. Три-четыре часа на тренировки. Остается еще как минимум двенадцать.

Естественно, что мы с Николь не сидели дома все это время. Я, как в старые времена, развлекал девочку, как умел (а для меня она, не смотря на все прожитые ей годы и занимаемое положение в обществе все равно остается девочкой) — водил в тир и на стрельбище, катал на угнанном военном истребителе, показывал забавные и красочные химические опыты, делал с ней скворечник, учил лепить из гипса, и началам гончарного дела, ходил с ней по музеям и выставкам, давал уроки основ живописи, играл ей на разных музыкальных инструментах (а за свою долгую жизнь, я освоил их достаточно много: от скрипки, виолончели, гитары, дудки, народных сиамских, китайских и японских струнных инструментов, до саксофона, барабанов и фортепьяно), водил на ипподром, где учил основам вольтижировки, просто ездил с ней на пляжи Ривьеры на взятом в прокат авто, ходил с ней в лес собирать улиток и съедобных лягушек (а после учил их правильно готовить), там же показывал, какие и где растут грибы (даже десяток трюфелей откопал — мой-то нюх получше свиного будет. На порядки лучше), учил варить борщ и лепить пельмени… В общем был тем самым «Дядей Виктором, который все-все умеет». А с моей точки зрения — просто весело проводил время.

Самое неприятное, что действительно не чувствовал слежки все это время. Совсем.

— Завтра я отбываю на службу. Срок моего отпуска заканчивается, — ставшие уже традиционными посиделки на моей веранде в плетеных креслах в этот раз спонсировала Николь. На столике снова стояли два бокала и бутылка коньяка. Судя по ее виду (бутылки) нечто не менее дорогое, что и в прошлый раз, принесенное мной.

Вот только не ценитель я подобных вещей. Самогонка — она и есть самогонка, просто не из дешевой бражки, а из вина. Вот и вся разница. Может, став старше (хотя, куда уж дальше-то), я стану относиться к этому как-то иначе. Но сегодня явно не тот день.

— Не хочешь? — спросил я ее на это замечание.

— Нет, — вздохнула она.

— Так не ходи, — заметил я.

— Как ты себе это представляешь? — невесело улыбнулась Николь.

— Подай в отставку.

— Нет, не могу, — с серьезным видом обдумав это мое заявление в течении целых пяти минут, вынесла она вердикт. — Если не я, то кто? Кто-то ведь должен давить всю эту нечисть.

— «Никто, кроме нас», знакомо, — хмыкнул я.

— Красивая фраза, — заинтересовалась Николь. — Откуда она?

— Девиз советских десантников, — буркнул я. — «С неба на землю, в бой», «десантник бежит сколько может, а потом столько, сколько должен», «нет больных и раненых, есть только живые и мертвые», «десантник не мерзнет, просто синеет и падает», «сбили с ног — сражайся на коленях, встать не можешь — лежа наступай»… У них много таких фраз.

— Ни одной не слышала, — «тут Штирлиц понял, что спизданул лишнего». Осталось лишь молча пожать плечами и больше не отвечать на вопросы по этой теме.

— Не важно, — увидев, что у меня включился мод «бревно глухонемое, обыкновенное», решила оставить тему Николь. Но больше, чем уверен, галочку в памяти поставила. — Это лучший мой отпуск за всю прошедшую жизнь! Спасибо тебе, дядя Виктор! — подняла и отсалютовала мне бокалом она. После чего выпила содержимое.

Я пожал плечами и тоже поднял бокал, чуть пригубив содержимое после ответного салюта.

— Максу привет передавай, — вроде бы невзначай, сказала она, наливая в опустевший бокал жидкость из бутылки.

Я состроил непонимающую физиономию и посмотрел на нее.

— Эйзенхарту, — пояснила Николь. — Он ведь жив?

— Не знаю, — решил соврать я. Хотя понимал уже, что сие бесполезно. Скажи я правду или солги, точно также, как и промолчи вовсе, она прочитает по мне ответ, как по открытой книге. Шах и Мат. В один ход. Отдаю должное — долго она тянула. Но ход сделан.

И поставлен выбор: Николь или Эрик. Эрик или Николь. Если хочу оставить нераскрытым секрет Эрика, я могу сделать лишь одно — прямо сейчас убить ее. Прямо здесь.

Но это же Николь — девчонка, что выросла буквально у меня на руках. Дзен!

— Там все «Катюши» перепахали. Когда из-под днища танка выкопался, рядом живых уже не было, — такая вот откровенная и наглая ложь. Тупо — понимаю. Но, писал уже — язык у меня подвешен плохо. Не умею я крутить фактами и плести словесные кружева-ловушки, играя смыслами и недоговорками. Даже полный курс Риторики в Сорбонне не смог исправить ситуацию. Я научился понимать и расплетать такое