И все небо для нас - Юлия Лим

перестала пить валерьянку.

– Чем больше о тебе узнаю, тем страшнее мне за Алену.

Гордей улыбается, поправляя мою прическу. Он включает съемку видео на смартфоне. Сначала приветствует подписчиков, потом наносит на мое лицо косметические средства. Пока маска сохнет, Гордей объясняет, что нужно соблюдать режимы питания и сна и больше гулять на свежем воздухе. Когда он прощается с подписчиками, маска до невозможности стягивает кожу.

– Можно я уже сниму ее?

– Конечно.

– Слава богу. – Склоняюсь над тазиком с водой, который Гордей притащил заранее. – Лицо как сморщенный помидор.

– Поверь, если будешь каждый день делать то же, что я сегодня показал, прыщей станет меньше.

– Ты-то откуда знаешь? – Протираю глаза полотенцем, вытираю лоб и шею, пока вода не скатилась под рубашку. – Наверняка у тебя ни одного прыща не было.

– Ну, – он задумчиво постукивает пальцем по подбородку, – в таком количестве, как у тебя, не было.

– А вот это обидно, – качаю головой.

Гордей пожимает плечами:

– Правда, ничего более.

Снова забираюсь на его кровать и прижимаюсь щекой к пончику. И почему здесь так уютно и удобно? Будто у Гордея есть старшая сестра, которая внезапно уехала по делам, и он занял ее комнату, но менять мебель и постельное белье не стал.

– Гордей, а почему тебе так нравится все это? – Прикусываю ноготь на большом пальце.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… парни обычно так не одеваются, не делают такие… прически. И комната у тебя не совсем мужская.

– Мне нравится так жить. Меня никто никогда не ограничивал. Я любил играть и с машинками, и с куклами. А еще я сам выбираю, что и как делать. Ничьи слова или действия не заставят меня передумать или изменить самому себе.

– Ого… – протягиваю.

Хотелось бы мне стать такой же свободной, как Гордей. Ни младшей сестры, ни дурацких правил, ни зажатости. Он носит резинки для волос, одевается под настроение, пользуется косметикой и совсем не стесняется этого. А я… а что я? Не принимаю веснушки и боюсь показаться кому-либо с небритыми ногами.

– Тебя дразнят в школе?

– О да, – Дей кивает, закидывает ногу на ногу и сцепляет пальцы на коленке. – Постоянно. Даже твой дед не устоял перед моим великолепием.

Он смахивает с лица не собранные резинками пряди. Хихикаю.

– Надо же, у тебя есть настоящий смех. – Что значит настоящий?

– Переливистый, похожий на перезвон волшебных колокольчиков.

– Ты мне льстишь или репетируешь очередную пафосную речь?

– Я делаю тебе комплимент.

Мне нечего ему ответить, поэтому мы играем в гляделки. Смущение уходит, и теперь мне хочется проводить с Гордеем больше времени. Он интересный, необычный и с ним никогда не бывает скучно. А еще он не смеется над моим мнением и умеет общаться на любые темы. Многим взрослым стоило бы у него этому поучиться.

– Пойдем, я тебе кое-что покажу. – Он встает и жестом подзывает меня к себе.

Мы выходим на задний двор к гаражу. Открываем скрипучую дверь – внутри стоит что-то, накрытое темно-красным пледом. Гордей снимает его.

– Это мотоцикл?

– Скутер. Мотоцикл мама не одобряет, говорит, слишком опасно. А для скутера у меня уже есть права, и я смогу ездить на нем в школу. – Гордей поглаживает сиденье, переводит взгляд на меня и похлопывает по нему. – Давай, садись.

– Точно можно?

– Точно.

С трепетом подхожу к седлу скутера и касаюсь кожаной обивки. Корпус красный с белыми надписями, ручки, приборные панели и сиденье – черные. Осторожно сажусь на скутер. Вперед по мощенной красной плиткой дорожке до калитки, а дальше – свобода.

– Хочешь прокатиться?

– Спрашиваешь!

– Надень. – Гордей достает шлем из шкафа и надевает мне на голову. – Вот так. Затяни ремень, только смотри, чтобы он держался крепко, иначе может расстегнуться в неподходящий момент.

В очередной раз тронутая его заботой, говорю совсем не то, что хочу:

– Спасибо, мамочка.

Гордей фыркает, стягивает с руля скутера свой шлем, надевает и садится передо мной.

– А куда мы поедем? – Цепляюсь за сиденье.

– Есть пожелания?

– Нет.

– Тогда просто покатаемся. Ты ведь до сих пор не видела окрестности? – Он заводит скутер.

– Стой! А как же ворота?

– Сейчас увидишь… – Гордей, ухмыльнувшись, давит на газ.

Мы выезжаем из сарая и едем к забору. Еще немного, и точно врежемся.

– Остановись, сумасшедший! – кричу, вцепившись ему в ребра.

– Ай, щекотно! – смеется Гордей, жмет на кнопку на висящем на ручке скутера брелоке, и ворота разъезжаются в стороны.

Мое «ого!» уносит ветром вдаль.

Мы выезжаем на асфальтированную дорогу. Мимо проплывают дома, деревья, сады и здания, издалека кажущиеся небольшими. В один момент появляется строение поярче, высотой в четыре этажа.

– Это школа! – выкрикивает Гордей. – Как тебе?

Вглядываюсь в оранжевый кирпич. Вроде не отталкивает, но при мысли об учебе настроение всегда портится.

– Мне кажется или от нее тоской веет?

– Не кажется. Так и есть.

Проезжаем перекресток на зеленый. Вдалеке виднеется заправка.

– Давно у тебя скутер?

– Мама недавно подарила.

– Недавно? – Растерянно моргаю. – У тебя был день рождения?

– Ага.

– Когда?

– В день, когда ты бежала от меня через подсолнухи.

– Ой… ну, с прошедшим! – Похлопываю его по спине.

– Спасибо! А когда твой праздник?

– В октябре.

– Любишь подарки?

– Я к ним равнодушна.

Гордей притормаживает, и мы сворачиваем к продуктовому.

– Ты хочешь что-то купить?

– Да, надо взять кое-что. – Он слезает со скутера, снимает шлем и протягивает его мне. – Постережешь?

– М-м, ладно.

Гордей возвращается, когда я только начинаю скучать. Он вручает мне пакет, а шлем надевает обратно.

– Что там? – интересуюсь я.

– Подожди, пока не заглядывай. Сначала приедем на наше место. – Посмотрев по сторонам, Гордей выезжает на дорогу.

– Наше место?

– Подсолнуховое поле. Ты что, уже забыла? Кстати, вот оно со стороны, – показывает Гордей.

Желтые лепестки и черные семечки сливаются в один большой разноцветный мазок. Поле далеко от дороги, но на него можно заехать. Когда мы оказываемся поблизости, по очереди слезаем со скутера. Гордей выключает зажигание и ведет скутер рядом, как велосипед.

Иду, задевая ногой пакет. Он болтается, шуршит и трется о дже-гинсы. Почему Гордей назвал поле «нашим местом»? Что он имел в виду? Может, у него тоже ко мне чувства? Ой, да какие чувства. Мы же просто друзья. Он сам называл меня единственным другом. Не стоит надеяться на что-то большее, когда уже сидишь во френд-зоне. И вообще, с чего я вдруг думаю о чувствах? Это все Тихон виноват и его длинный язык. Сболтнул глупость, а я теперь не могу от нее избавиться. Трясу головой, отгоняя неуместные мысли.

– В ушах звенит? – спрашивает Гордей. – Такое бывает с непривычки.