Добровольцы и ополченцы в военной организации Советского государства. 1917—1945 гг. - Алексей Юрьевич Безугольный

наиболее сознательных, наиболее революционных, наиболее твердых… отрядов рабочего класса и всех трудящихся России»[429]. Согласно распространенным в литературе данным, впервые озвученным в 1968 г. в кратких воспоминаниях бывшего заведующего военным отделом Ленинградского горкома ВКП(б) Ф.Ф. Расторгуева, за первую неделю войны в военкоматы и парткомы было подано 212 тыс. заявлений добровольцев с просьбой об отправке на фронт[430]. Верифицировать это колоссальное число сейчас не представляется возможным, однако, очевидно, патриотический порыв ленинградцев действительно был выдающимся, что выдвинуло город на Неве в застрельщики добровольческого движения в стране. Когда военкоматы всей страны еще проводили мобилизацию, отказывая добровольцам, военкоматы Ленинграда уже 26 июня формировали дополнительные комиссии для рассмотрения заявлений добровольцев и отправки их в действующую армию[431]. Наплыв добровольцев натолкнул на мысль сформировать из них армию непосредственно в городе. 30 июня в Ленинграде начались отбор добровольцев и формирование дивизий[432]. Приоритетную роль Ленинграда в инициировании добровольческого движения уже 2 июля 1941 г. отметил на совещании в Кремле с секретарями московских райкомов В.М. Молотов. По свидетельству одного из участников совещания секретаря Фрунзенского райкома П.В. Богуславского, заместитель председателя Совнаркома СССР «сослался на Ленинград и сказал, что Москва должна последовать примеру Ленинграда, сказал что все прифронтовые города работают над организацией народного ополчения»[433].

Впрочем, в Москве и Московской области, партийная организация которой была объединена под руководством А.С. Щербакова, по крайней мере с 1 июля, то есть за два дня до выступления Сталина, уже активно готовились к развертыванию большой добровольческой кампании. Можно предположить, что замысел руководства страны был в той или иной форме сообщен Щербакову – человеку весьма близкому Сталину и его ближайшему кругу. Щербаков не замедлил принять подготовительные меры, конфиденциально оповестив об этом свой аппарат и секретарей столичных и подмосковных райкомов. По крайней мере, на местах уже 1 июля принимались официальные решения по подготовке к развертыванию кампании по сбору ополчения. Например, бюро горкома ВКП(б) г. Электросталь Московской области дало указания о выделении помещений для размещения ополчения, сбора снаряжения и подбора командно-политического состава[434]. В этот же день штаб Московского военного округа подготовил первый вариант приказа о мобилизации в народное ополчение 300 тыс. москвичей и жителей Московской области. Этот приказ, подвергнутый глубокой правке Л.П. Берией как члена Военного совета округа, через несколько дней лег в основу постановления ГКО № 10сс от 4 июля 1941 г. «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии Народного ополчения»[435].

Не зная подробностей предстоящей кампании, некоторые райкомы инициировали пробные митинги с записью добровольцев. В информации заведующего сектором информации МГК ВКП(б) В.И. Михайлова сообщалось, что 1 июля на многих крупных предприятиях и в учреждениях (трансформаторный завод им. Куйбышева, завод «Красный пролетарий», Московский инструментальный завод и «во всех других организациях Москвы») прошли массовые митинги с последующей записью добровольцев. Запись шла уже с обеда 1 июля. Будущие воинские формирования добровольцев именуются в документе по-разному: «добровольческие рабочие дивизии», «дивизии народного ополчения», «московское военное формирование»[436]. Известны первые результаты записи в «добровольную дивизию Московского формирования» по Куйбышевскому району: 1 и 2 июля по 255 организациям за эти дни записалось 3111 добровольцев[437].

2 июля на второй полосе второй по статусу газете страны «Известиях» появляются репортажи с перечисленных заводов о прошедших на них 1 июля митингах[438]. Содержание репортажа «Известий» коррелирует с содержанием записки Михайлова. В то же время обращает на себя внимание то, что центральный печатный орган партии «Правда», как и орган МГК ВКП(б) и Моссовета «Вечерняя Москва», в своих выпусках от 2 июля не упомянули многолюдные митинги в Москве. Официальный старт кампании еще не был дан, но, когда на рассвете 2 июня секретари райкомов Москвы собрались в Кремле на совещании у В.М. Молотова по поводу народного ополчения, они не были застигнуты врасплох: «Народ уже поднят, но нужно… дать определенную организацию этому движению»[439].

Сталин, мобилизация и народное ополчение

Но действительно мощный импульс пробуждавшемуся добровольчеству придало радиообращение к гражданам утром 3 июля И.В. Сталина[440]. Прошли десять суток войны, и люди напряженно ждали, когда вождь наконец объяснит происходящее. И вот, по словам очевидца, «ранним утром 3 июля 1941 г. диктор оповестил о предстоящем выступлении главы правительства и председателя Государственного Комитета Обороны И.В. Сталина. Миллионы людей с напряжением ожидали услышать слова вождя. В напряженной тишине из рупора послышались звуки льющейся в стакан воды, затем легкое покашливание и, наконец, с глубоким волнением народ услышал знакомый голос любимого вождя…»[441]. Откровенно подведя безрадостный итог первым дням войны, Сталин среди прочего объявил, что «трудящиеся Москвы и Ленинграда уже приступили к созданию многотысячного народного ополчения на поддержку Красной армии». Далее Сталин призвал: «В каждом городе, которому угрожает опасность нашествия врага, мы должны создать такое народное ополчение, поднять на борьбу всех трудящихся, чтобы своей грудью защищать свою свободу, свою честь, свою Родину в нашей Отечественной войне с германским фашизмом»[442].

Высшая власть, по сути, впервые обратилась к гражданам с призывом об участии в вооруженной борьбе с врагом и канализировала добровольческое движение в форму народного ополчения. Рассуждая о причинах такого решения Сталина, принятого им, очевидно, 1 июля, О.В. Будницкий аргументированно утверждает, что «решающим фактором» формирования народного ополчения было падение Минска 28 июня, а точнее, тот шок, который вызвало у руководства страны осознание масштаба развернувшейся в течение нескольких дней с начала войны катастрофы. По мнению историка, призыв поднять народное ополчение был спонтанным решением Сталина, вызванным указанной причиной. При этом О.В. Будницкий вскользь обращает внимание и на такой парадоксальный факт: сбор ополчения, в материальном и кадровом отношении совершенно не подготовленный, был объявлен в дни, когда едва завершилась – и весьма успешно – мобилизация, давшая Красной армии 5,3 млн человек обученного резерва молодых возрастов[443].

Попробую раскрыть этот тезис подробнее. На мой взгляд, наряду с неудачами на фронте ход и результаты мобилизации тоже способны пролить свет на мотивы Сталина при принятии им решения о народном ополчении.

Даже самый поверхностный взгляд подталкивает к мысли о том, что два потока – мобилизационный и добровольческий – должны были неизбежно пересекаться, конкурируя за один и тот же ресурс – человеческий. Сама сущность добровольчества, состоящая в реализации гражданином личного патриотического порыва защитить родину от вероломно напавшего на нее врага, противоречила плановому, ритмичному пополнению людскими ресурсами на основе обязательной воинской обязанности Красной армии, перед которой стояла та же самая благородная задача