Брачные союзы Дома Романовых - Александр Манько

18 января 1730 года Первопрестольная находилась в очень тревожном состоянии: в Лефортовском дворце умирал пятнадцатилетний император Петр II, внук Петра Великого. То был канун дня, назначенного для его бракосочетания с княжной Долгорукой, на которое в Москву прибыли высшие чины и весь цвет российского дворянства.

Можно понять москвичей, их тревогу: ведь им первым выпадало испить горькую чашу от «перемен наверху». Именно Москве всегда приходилось начинать, ей доставался первый глоток — самый горький. К примеру, стрелецкие бунты были ещё памятны старикам. Как и раньше, у горожан возникало много вопросов.

Поздно вечером 18 января к Лефортовскому дворцу стали съезжаться члены Верховного Тайного Совета, сенаторы, члены Синода, генералитет.

Умирающего государя причастили. Он впал в беспамятство, началась предсмертная агония. «Запрягайте сани — я еду к сестре!» — воскликнул Петр II в бреду и испустил дух. Это случилось в первом часу ночи 19 января.

По поводу неожиданной смерти императора в день свадьбы старая Русь стала шептаться, что это не к добру. И ведь действительно, худо в Российском государстве скоро свершилось.

Романовы, вступив в 1613 году на русский престол, представляли собой молодой здоровый род. Однако уже в 40-х годах XVIII столетия, со смертью Петра II, внука Петра Великого, пресеклась мужская линия этой династии.

Поскольку сын царевича Алексея не оставил потомства и не нашел себе преемника, вопрос о престолонаследии вызвал большие осложнения.

Едва успели сановники и гости Первопрестольной несколько прийти в себя от неожиданной кончины отрока-царя, как восемь членов Верховного Тайного Совета — четверо князей Долгоруких, двое Голицыных, граф Головкин и барон Остерман — закрылись в одной из комнат Кремлевского дворца на совещание, чтобы решить главный вопрос — кому предложить императорскую корону.

На этом совещании в узком кругу говорили много и долго. В поисках кандидата на престол перебрали весь наличный царский дом, называя первую жену Петра, царицу-монахиню, его младшую дочь Елизавету, двухлетнего сына старшей дочери Анны — герцога Голштинского, дочерей царя Иоанна, и ни на ком не могли остановиться, ни у кого не могли найти бесспорного права на престол [22].

Кандидаты ценились не по законному основанию, а по политическим соображениям, по личным или фамильным сочувствиям.

Заявление князя Долгорукого, отца второй невесты Петра II, о праве его дочери на престол, будто бы завещанном ей покойным женихом, и чье-то предложение о царице-бабке были отклонены как «непристойные».

Тогда князь Голицын, возвысив голос, сказал, что поскольку прервалось мужское колено царского дома, то следует перейти к старшей женской линии, к дочерям старшего брата Петра Великого, царя Иоанна, тем более что дочери преобразователя не имеют права на трон как незаконные, родившиеся до бракосочетания Петра I с Екатериной [23].

У царя Иоанна Алексеевича осталось три дочери: Екатерина, Анна и Прасковья. Старшая из них, Екатерина, в 1716 году была выдана замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда, человека с очень трудным характером. У них родилась дочь Елизавета-Екатерина-Христина. Прожив с мужем шесть лет, Екатерина вернулась вместе с дочерью к матери — в подмосковное село Измайлово. Что же касается младшей дочери царя Иоанна Прасковьи, то она сочеталась морганатическим браком с генералом Мамоновым.

Князь Д. Голицын предложил своим соратникам по власти кандидатуру герцогини Курляндской, заявив: «Анна Иоанновна свободна и одарена всеми способностями, нужными для трона». Все присутствующие с этим мнением согласились. Однако, «верховники» [24], желая сохранить свою власть, решили ограничить права Анны как самодержицы. Они исходили из того соображения, что избранница Совета, все время жившая в Митаве, не связана с придворными группировками и гвардией, что ради короны она охотно согласится на их условия. По словам С. М. Соловьева, князь Д. Голицын придумал «лекарство от болезни власти — ее ограничение».

Между тем в другом зале императорского дворца сенаторы, духовенство и высшие генералы терпеливо дожидались, на чем порешит Верховный Тайный Совет.

После заседания члены Совета вышли в большой зал дворца и объявили свое решение. Феофан Прокопович, виднейший идеолог эпохи преобразований, стал возражать против выбора «верховников», ссылаясь на завещание Екатерины I о Елизавете и Анне, но князь Д. Голицын ему коротко ответил: «Мы не хотим незаконнорожденных». Других протестов не было.

Утром 19 января 1730 года в Кремле Верховный Тайный Совет официально объявил сенаторам, духовникам, генералам и прочим чинам о вручении российского престола герцогине Курляндской Анне Иоанновне. Все от имени отечества изъявили полное согласие. О своём намерении ограничить власть Анны «верховники» собранию не сказали.

В тот же день восемь членов Совета составили пункты, сохранявшие реальную власть за «верховниками», и совершенно секретно от всех отправили в Митаву [25]. В акте Совета говорилось, что Анна Иоанновна лишается права вступать в брак, иметь или назначать преемника, начинать войну и заключать мир с другими державами без согласия «верховников». В документе содержались и другие ограничения ее власти. В нем также подчеркивалось, что в случае нарушения этих условий императрица лишается российской короны. Акт «верховников» Анна Иоанновна подписала словами: «По сем обещаю без всякого изъятия содержать. Анна».

Избрание герцогини Анны российской императрицей вскоре стало известно всей Москве и вызвало всеобщий интерес. Случайное обстоятельство придало этому событию общерусское значение. Как уже отмечалось, на тот самый день, 19 января, в канун которого умер император, была назначена его свадьба с княжной Долгорукой. Вместе с полками в Первопрестольную в ожидании придворных празднеств наехало множество провинциального дворянства. Собравшись на свадьбу и попав на похороны, дворяне оказались в водовороте политической борьбы.

Сначала замысел «верховников» был встречен в обществе глухим ропотом. Об этом мы узнаем из записей новгородского архиепископа Феофана Прокоповича, современника описываемых событий. «…Куда не прийдешь, только горестные нарекания на осьмиличных оных затейников [26], — отмечал наблюдательный автор, противник „верховников“, — всех их жестоко порицали, все проклинали необычное их дерзновение, несытое лакомство и властолюбие». А вот еще один достоверный источник — секретарь французского посольства Маньян. «Здесь, — писал он из Москвы в Париж, — на улицах и в домах только и слышны речи об английской конституции и о правах английского парламента». Прусский посол Мардефельд сообщал своему королю, что вообще все русские желают свободы, только не могут договориться между собою насчет меры и степени ограничения абсолютизма. Западные послы писали в свои столицы о том, что общество в лице дворян боится могущества нескольких временщиков, возмущается заменой власти одного лица произволом «верховников». По выражению историка и публициста екатерининского времени князя М. М. Щербатова, «верховники» из себя «вместо одного толпу государей сочинили».