Безумный Макс. Ротмистр Империи - Михаил Ланцов

А так – семеро убиты и один легко ранен отлетевшей щепкой от борта грузовика. Так мало раненых было неудивительно. Поражение флешеттой чем-то напоминало последствия попадания из крупнокалиберного пулемета. Тот тоже не много раненых оставляет.

Санитарам не повезло больше всего. Этот участок колонны был слабее всего защищен зенитками. Вот по хорошо различимым «красным крестам» немцы и ударили. К ним же можно было подойти под не столь губительным огнем. Вот они и накрыли их, «махнув не глядя» шестерых раненых на трупы в том же числе. Рядом, кстати, ехали и грузовики деятелей искусства. И к ним тоже пара флешетт залетели. Но без последствий для здоровья. А так-то они своими глазами видели, как на санитарный грузовик упало с два десятка «стрелок», перебив всех, кто был под тентом.

Видимо, немцы были действительно в отчаянии, раз пошли на такие меры. Максим пришел именно к этому выводу. Поэтому, отразив атаку, останавливаться не стал. Тридцать пять километров в час крейсерской скорости – серьезный аргумент. И немцы, видимо, просто не успевали организовать новый заслон. А может, и еще чего.

Спустя двадцать пять минут появилось еще семь аэропланов. И вновь они пошли в атаку. И вновь, потеряв три машины на уставных формах атаки, попытались что-то сделать с большей высоты. Видимо, с другого аэродрома взлетали и были не в курсе боевого опыта своих товарищей. Но и тут их ждал сюрприз. Егеря! Они что предыдущий налет, что этот вели непрерывный огонь из своих карабинов, оснащенных оптическим прицелом. Не бог весть что. Однако в этот раз именно они подбили один из самолетов, заходящий вдоль дороги на высоте около восьмисот метров. Они. Больше некому. Потому что пулеметы, способные работать по нему, в этот момент перезаряжались.

Аэроплан клюнул носом, свалился в крутое пике и только чудом не врезался в какой-нибудь из грузовиков. Шлепнулся всего-то в пятидесяти метрах от насыпи. Оставшиеся же, видя такое дело, просто ушли в крутой вираж и, просыпав флешетты на дорогу в спокойном месте, отправились восвояси. Случайное попадание? Безусловно. Но дюжина егерей за эти два налета отстреляла из своих «оптик» почти тысячу патронов. Могло и повезти.

– Десять аэропланов, – тихо произнес ротмистр с довольным видом на немецком, после того как по рупору передали об уходе последних.

– Что? – переспросил Леопольд, ехавший с ним. – Какие десять аэропланов?

– За сегодняшний день мой эскадрон сбил десять германских аэропланов. Один там, на заслоне. Потом двух из тройки. Трех из девятки. И четырех из семерки. Неплохо, не правда ли? Хотя, конечно, я зенитным вооружением мало занимался. Увы, оно только совсем близкого радиуса. Слишком слабое.

– Слабое? – немало удивился баварский принц. – Десять из двадцати! Это слабое?

– Столь впечатляющий результат есть не наша заслуга, а неопытность германских пилотов. У них нет опыта проведения штурмовки в условиях огневого противодействия. Вот подучатся. И станет нам кисло. Да и флешетты – поганое средство поражения. Они хороши только против туземцев. Вот если бы англичане с аэропланов рассыпали их над зулусами – это да, это было бы дело. А так… – Максим пренебрежительно махнул рукой.

– А как же их действие против кавалерии?

– Старой кавалерии. На лошадях. Что у вас, что у нас кавалерия вступила в эту войну, оставаясь в парадигме чуть ли не наполеоновских войск. Пики, шашки, конные атаки. Цирк, прости господи! Они словно туземцы для новых средств поражения. Пулеметы, пушки, флешетты. Все это перемалывает их походя, не глядя. Это просто осколок старины, доставшийся нам по наследству от предков. Вот, – окинул рукой Меншиков, – это – новая кавалерия. Механическая. И, как вы видите, средства против папуасов ей не опасны.

Принц промолчал, ибо возразить ему было нечего. Он, кажется, понял, о чем говорил его собеседник. Отчего нахмурился и помрачнел.

– Да вы не кукситесь! Вся эта война – один сплошной цирк! Старые, плесневые генералы готовились к битвам со своими грезами. А жизнь… она оказалась другой. Вы же и сами знаете, что мало кто ожидал тех потерь и тех форм боя, с которыми столкнулся. Что у вас, что у нас. Но у вас-то ладно. А у нас почему? Вон – Русско-японская отгремела. Такое позорное поражение! А где выводы? Где работа над ошибками? Эх!

1915 год, 25 июня. Лешно

Город Лешно был оставлен штабом 10-й армии и прикрывающими его войсками. Спешно. Лихорадочно. Даже не вывозя бумаги, которые сейчас полыхали вместе с комендатурой. Да и вообще – все, что могло представлять для русского эскадрона интерес, оказалось уничтожено. Телеграф, почтамт, телефонный узел, оперативный склад при штабе армии и так далее, и тому подобное.

Но и сопротивления никакого не было.

Генерал Герман фон Эйхгорн успел эвакуироваться. Спешно. Бегом. А потому и успел. Видимо, как узнал о прорыве, начал чинно готовиться. А как ему донесли о сбитых аэропланах и стремительном приближении русских, все побросал, поджег и ушел. Иначе бы и не спасся.

Максим стоял на площади возле полыхающего здания комендатуры, смотрел на пожарные команды местных, что пытались его потушить, и думал. Напряженно думал, крутя в голове карту местности, изученную, казалось, досконально.

Несмотря на все усилия немцев по уничтожению важных материалов, они не успели нормально отработать. Да и горел телеграф плохо. В том числе по вине местных жителей, бросившихся его заливать. Поэтому людям ротмистра удалось получить доступ к журналу регистрирования телеграмм. Чего там только не было! Но Максим вы-хватил главное.

Этот Эйхгорн не только сбежал, но и оставил ему напоследок редкую пакость. Ловушку. Он умудрился отдать массу дельных распоряжений, сдернув вторую линию войск и резервы. В результате – эскадрон Максима медленно, но неотвратимо обкладывали со всех сторон.

Задумка была проста. Герман решил, что русское командование «хочет повторить Седан», то есть ударить по штабам и начать наступление на потерявшие управление армии. И Максиму в этом сценарии отводилась вполне конкретная роль губителя тех самых штабов. А значит, что? Правильно. После Лешно он должен уйти к Познани, где, прорвав оборону, сбежит от заслуженной кары по единственно уцелевшему мосту. Посему он приказал этот мост взорвать. Ну и начал стягивать все ресурсы для в общем-то примитивной ловушки. Пехотный полк, стоящий под Познанью, должен был усилить оборону в городе и вынудить Меншикова завязнуть в боях. А подошедшие в течение суток силы, до полутора дивизий, не только заблокируют, но и окончательно раздавят «этого гаденыша…»

Судя по оперативным данным российской армейской разведки, в Познани и так стоял усиленный полк с артиллерией и двумя пулеметными ротами. Если его подкрепить еще одним полком – превратится совсем уж в серьезную силу. Особенно если «окопается» в крепких каменных домах. Взломать оборону можно. Но вот время… оно да… оно будет упущено. Да и зачем ему туда идти?

Конечно, для немцев этот шаг очевиден. Но только для них, потому как Меншиков думал иначе. Ведь своих задач этим походом не разрешил… ни одной. Да, на орден Святого Георгия наработал. Теперь, хоть по статуту и не положено, не отвертятся. Изыщут способ, особенно после того дела с Пиллау и генералом Рузским. Только вот толку ротмистру с этой висюльки? Не за нее же он совал голову в петлю. Обошелся бы и без лишнего героизма. В тылу и без всякой войны дел было невпроворот. Но немцы этого не знали, а потому не могли предугадать поступков своего противника.