Красавица - Рене Ахдие

Сержант Брэди уставился на Селину, точно у нее выросли крылья и появились рога.

– О, да чтоб меня. Эта девчонка только что во всем призналась?

Майкл Гримальди бросил косой, недовольный взгляд через свое плечо.

– На будущее советую вам дослушать до конца, прежде чем делать какие-либо выводы, сержант Брэди. – Он снова повернулся к Селине: – Однако, хочу признаться, я заинтригован вашим поступком. Не могли бы вы…

Бастьян оборвал его, не позволив закончить фразу:

– Если вы желаете продолжать свои расспросы в том же духе, я настаиваю на том, чтобы обговорить время и встретиться в вашем офисе завтра, чтобы у мисс Руссо была возможность найти кого-то, кто будет представлять ее интересы.

Хотя Бастьян определенно желал прийти Селине на помощь, эти слова выставили ее беззащитной в глазах всех остальных.

– Несмотря на то что я уважаю ваши попытки помочь, месье Сен-Жермен, мне не нужна ваша защита, – сказала она.

Как и другие члены Львиных Чертогов, Арджун хранил молчание на протяжении этого разговора, однако теперь поднялся на ноги, тихо рассмеявшись.

– Он не защищает вас, крошка. Он делает то, что умеет делать лучше всего: ведет переговоры.

В этот самый момент с трудом переводящая дыхание Одетта появилась на вершине лестницы. Охнув, она схватилась за лестничный поручень, а затем смахнула свои растрепавшиеся волосы со лба, оставив на нем след красноватой грязи.

Селина не была готова к тому, что появилось следом за тенью Одетты. За ее спиной, глотая ртом воздух от усталости, стояла мать-настоятельница урсулинского монастыря.

Некогда спасительница Селины… а теперь, возможно, ее палач.

Зима, 1872

Авеню Урсулин

Новый Орлеан, Луизиана

Сегодняшняя ночь была как провалом, так и удачей.

Я честно признаюсь, что смерть девушки стала печальным событием. Как было сказано ранее, я не наслаждаюсь тем, что отнимаю чужие жизни. Однако я не могу и зацикливаться на угрызениях совести. При взгляде на картину крупным планом девушка была не более чем шестеренкой в часах.

А мои враги уже достаточно долго живут на одолженное время.

Вместе с ее смертью я оставляю им послание, как и было запланировано. Но все же мне не удалось достичь своей цели полностью. Величайший враг моего рода ходит на свободе, а его репутация по-прежнему безупречна. Без мельчайшего пятнышка подозрений. Осознание этого приводит меня в ярость. Этот подлый вор не заслуживает того, чтобы постоянно выходить сухим из воды – занимать такую высокую и почетную должность, – и это после всего того, что его семья заставила пережить мою.

Можно было бы его убить. Сломать ему шею. Высосать его кровь до последней капли. Это было бы легко. Он этого заслуживает. В конце концов, он является причиной того, что я брожу по миру, лишенному света. Из-за него меня лишили всего. Даже моей человечности.

Можно было бы это сделать. Можно было бы организовать его смерть.

Однако его кончина от моих рук развяжет войну и станет причиной краха всех тех, кто вокруг меня. Усилит разлом между Падшими и Братством. Между его семьей и моей. Нет, сначала я хочу увидеть, как он страдает. Я хочу увидеть, как все они встречаются со своим создателем и отправляются в пылающую огненную геенну, где им и место.

Молю вас, не осуждайте меня так поспешно за подобное. Я знаю, такие мелочные раздумья не подобают бессмертному существу вроде меня, однако между справедливостью и местью очень тонкая грань. Грань, равная лезвию бритвы.

И в один прекрасный день это лезвие пронзит его душу.

Девушка тем не менее смогла меня заинтриговать. Не та, с лицом в форме сердца и посредственным выражением глаз. Знаю, существуют те, кого привлекают люди, подобные ей. Такие ищут спокойствия. Плечо, на которое можно опустить голову и отдохнуть.

Я не стремлюсь ни к чему подобному. Мне достаточно былого отдыха.

Но другая девушка… та девушка с пронзительным взглядом и знающим выражением лица. Она выглядит как человек, который встречался со Смертью на поле сражения и смог выжить, чтобы войти в новый день. Она меня завораживает. Мне любопытно, какие же шрамы оставила ей Смерть. Я хочу знать, кто она. Что она сделала.

И какую роль она еще сыграет в этой печальной сказке.

Мое любопытство поглощает меня слишком сильно, и это опасно, ибо демоны вроде меня склонны к одержимости, а у меня нет времени отвлекаться. Однажды, много лет назад, моя сестра ночи потеряла себя, преследуя непримечательного человека, пытаясь найти ответы на вопросы, которые – она должна была понимать – задавать не следует.

Мне не удалось спасти ее. Свет луны предал меня в ту ночь. Спустя много лет рана на моем сердце до сих пор кровоточит. Мне следует понимать, что нельзя позволять себе любопытство. Нельзя раздумывать над тем, о чем раздумывает это очаровательное существо. Над тем, что она делает или что чувствует.

Но все-таки…

Мне стоит беспокоиться. Неважно, насколько она беззащитна и хрупка, насколько опасно от края балансирует ее жизнь – она является лишь орудием, которое необходимо использовать по назначению. Молотком, предназначенным для одного определенного гвоздя.

Она будет той самой в конце. Той самой, кто отправит моего врага в адские недра, где ему и место. Я вижу этот исход так же четко, как ощущаю луну за своими плечами, высоко в небе, ее свет в равной степени успокаивает и приносит мне боль.

Мой враг покорен не меньше меня. Даже больше, ведь он жаждет ее по-настоящему, а не просто как пешку грандиозного плана. Эта мысль наполняет меня радостью. Быть может, мне наконец удалось найти среди его вещиц что-то, с чем я на самом деле могу поиграть. Что-то, что заставит его задрожать. Что-то, что я могу у него отнять в знак мести за все, что он и его род отняли у меня.

«Но нет печальней повести на свете»[78].

Совсем скоро он узнает, каково это – потерять себя.

– T’es une allumeuse, Celine Rousseau.

«Ты дразнишься, Селина Руссо».

Реки, реки, реки крови. Запах теплой меди и соли. Мысли мягко кружатся, затуманивая сознание, и она медленно теряется в своем же рассудке.

Так всегда начинались сны в ее голове.

– T’as supplié pour mon baiser, n’est-ce pas?

«Ты умоляла меня о поцелуе, не так ли?»

Его резкий шепот у ее уха. Ощущение его липкой руки на ее коже, его вспотевшей ладони. Тошнотворное чувство в желудке.

Он был младшим братом одного из лучших клиентов ателье. Богатый транжира, привыкший получать что – и кого – пожелает. Привыкший разбрасываться деньгами своего отца, точно сам заработал каждый франк. Он пялился на Селину в течение трех месяцев, жадный огонек тлел в его взгляде. Тогда это ее нервировало, однако она понимала, что лучше не стоит его злить и привлекать внимание к его поведению.