Красавица - Рене Ахдие

Завтра – несмотря на все ее попытки этого избежать – мир Селины может рассыпаться, как замок, выстроенный из песка. Днем придет детектив Гримальди, чтобы завершить свой допрос. Он сделал одолжение ради матери-настоятельницы, которая была знакома с его семьей. С немым шоком Селина наблюдала, как пожилая монахиня встает на защиту ее и Пиппы. Умоляет юного детектива отложить расспросы.

– Мисс Руссо и мисс Монтроуз хорошие, честные девушки, – сказала она. – Они будут только рады вам помочь. Конечно, они ответят на все вопросы, которые вы им зададите. Только, пожалуйста, дайте им ночь, чтобы оплакать погибшую подругу. Осознать, что произошло и что привело нас к такому печальному исходу событий.

Селина отвела глаза, когда услышала эти слова, чувство вины, точно кинжал, пронзило ее в самое сердце.

Ни капли раскаяния не было на лице матери-настоятельницы. Однако эта морщинистая женщина спасла Селину. Даровала ей прощение на пути уже к самой виселице.

Завтра Майкл Гримальди снова начнет свой допрос. А что, если детектив заглянет в прошлое Селины своими пугающими бесцветными глазами? А что, если спросит у нее, почему она решила отправиться на другой берег Атлантики?

А что, если узнает, что она убийца?

Это может стать ее концом.

Руки Селины затряслись, когда она обернула хлопковый кусок ткани вокруг копны своих длинных, до пояса, волос, безрезультатно пытаясь их высушить. Ночной кошмар отказывался ее покидать. Воспоминания ее предавали. Желания стали ее палачами в ночи.

Она силилась совладать со своими эмоциями. Если ей не удастся взять контроль над своей жизнью, над своими слезами, то они возьмут контроль над ней. Нельзя позволить случиться такому. Держаться за страх – значит оступиться и сорваться в пропасть.

Селина вернулась к своей узкой кровати, твердо решив, что будет бороться за свой ночной покой, чтобы завтра быть готовой к чему угодно. Когда же она дотронулась до грубой ткани простыни у краешка матраса, то невольно застыла. Золотые лепестки. Вышитые платки.

Она моргнула. Моргнула еще раз. Ткань, обернутая вокруг ее волос, спала, рухнув на каменный пол у ее ног. Все ее тело задрожало.

Бастьян спрятал сложенный платок в карман своих брюк. В теплом тусклом свете газовой лампы платок походил на шелк молочного цвета.

А при ярком свете дня?

Казался бы желтым.

Как лента, которая отсутствовала в волосах Анабель.

Ночные кошмары продолжали преследовать Селину даже после пробуждения. Остаток ночи она провела, вздрагивая и дрожа от видений. Ей с трудом удавалось сомкнуть глаза, а порой казалось, она видит чей-то силуэт за окном, который приближается к ее комнате, точно чернильно-черное пятно в сером сумраке ночи.

Когда она была маленькой, подобные ночные кошмары обрушивались на нее в плохие времена, как волны. В таких снах все Селине казалось слишком ярким, слишком живым, слишком реальным, даже самые жуткие вещи. Дважды ей привиделось, как мать навещает ее в ночной тьме. В первый раз на плечах у той красовался роскошный лисий мех, а глаза матери горели, как угольки. В следующем сне мать принесла с собой соленый аромат океана, и между зубами у нее блестели жемчужины.

Этой ночью Селине снилось, что мать шепчет что-то ей на ухо. Она чувствовала, как та подходит ближе, сопровождаемая запахом сафлорового масла и ладана.

– Ка-а, – прошептала мама, ее холодное дыхание коснулось уха Селины. – Бал-и-и.

Селина не знала, что означают эти слова. Однако застыла, так что даже дрожать перестала, и широко распахнула глаза.

«Нужно бежать, – тяжело вздохнув, подумала она. – Быстро».

* * *

По иронии судьбы на следующее утро небо над Новым Орлеаном было безоблачным, как никогда прежде за время пребывания Селины в городе. Из-за этого солнечный свет без усилий просачивался в каждую щелку и за каждый уголок.

Уже в десять утра воцарилась удушающая духота.

Помимо всего этого, настало время самого жуткого из кошмаров Селины.

Ее усадили в передней части класса, напротив двенадцати улыбающихся лиц, старшему из которых едва ли исполнилось десять. Справа от нее стояла Катерина, сложив на груди руки, точно мини-копия благородной дамы в очках.

Селина должна была помочь Катерине обучать юных девочек тому, как полагается вести себя в светском обществе, а также научить их правильному произношению на французском. S’il vous plait, merci beaucuop, je vous en prie, pardonnez-moi[79] и так далее.

Она полагала, что это была тщательно спланированная попытка матери-настоятельницы унизить ее. Напомнить Селине, где ее место в жизни и в этом мире.

– Леди! – всплеснула руками Катерина. – Слушайте внимательно мадемуазель Руссо. Она пришла научить вас, как полагается вести себя, чтобы произвести впечатление, скажем… на юного джентльмена в ближайшем будущем. – Она одарила Селину добродушной улыбкой, за которой, однако, Селина увидела тень презрения. Конечно же, Катерина знала о том, что произошло прошлой ночью.

Неудивительно. Одна из их числа погибла жуткой, болезненной смертью.

Быть может, Селине не следует винить Катерину за надменность, которая хмурила ее брови сегодня с самого утра. Если бы Катерина была как-то связана со скоропостижной смертью Анабель, Селина уж точно на ее месте бросала бы осуждающие взгляды.

Силясь наполнить себя уверенностью, которой у нее на самом деле не было, Селина повернулась к невинным детям и широко им улыбнулась, демонстрируя свои белые зубы.

– Конечно, чудесно обладать знаниями о том, что полагается говорить в светском обществе, однако будьте также внимательны и потому, что владеть другим языком бывает очень полезно, – сказала она равнодушным голосом. – Мы ведь не хотим делать что-то лишь ради того, чтобы привлечь внимание какого-то юноши, не так ли? – Она слегка рассмеялась.

Несколько маленьких девочек тоже засмеялись вместе с Селиной, разнося веселье по классу, однако большинство лишь заерзали на своих стульях, с непониманием таращась на нее.

Гнев исказил все черты лица Катерины, прежде чем собраться над ее бровями.

– Мадемуазель Руссо, можно вас на минуточку? – процедила она сквозь зубы.

Селина подняла глаза к деревянным балкам на потолке, мысленно считая от десяти до одного. Она знала, что давать ей возможность обучать чему-либо кого-либо было плохой идеей. Особенно в классе, полном детей, под пристальным взглядом бывшей гувернантки из Англии. Пуританские шуточки и мысли о Башне ужаса[80] завертелись в голове у Селины до того, как она успела отбросить их секундой позже.