На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

нельзя, чтобы дети, больные и старые страдали от голода… Но неужели предки ошибались? Неужели не видели, что сила без разума и без заботы о соплеменниках кормит зло? Что же сделать? Вызвать Урбу на битву и стать единоличным вождем? Это худшая беда для ланнов. Вместе с побежденным вождем падут многие воины, и племя станет беззащитным… Не время думать о битве за власть, нельзя по всякому поводу поднимать палицу… Власть, завоеванная силой и кровью, рождает беды. Одно насилие ведет к другому, одна несправедливость порождает другую. Урбу надо принимать таким, какой он есть, хотя он годится только в вожаки, а не в вожди. Надо терпеливо ждать, пока ланны не расслышат мудрые слова, — тогда распри погаснут сами собой…»

Рего огорчило, что Рун едва не принял сторону Урбу. В иное время Рего дал бы ему хорошего тумака, а теперь Рун стал воином. Рукой бьют несмышленых подростков, чтобы запомнили, чего от них хотят старшие, адать затрещину мужчине, значит оскорбить его, нажить себе смертельного врага. Теперь же ланны должны быть едины как никогда…

Днем, когда быки ринулись на охотников, Рего заметил в холке ближнего зверя наконечник копья. Наконечник был не серый, не из кремня, аиз желтой, с розовыми пятнами яшмы — у ланнов такой не было, была темная, да и они предпочитали яшме более податливый кремень. Желтый наконечник увидел и Сухой Лу. Он был зорок, не ведал ни усталости, ни страха, а в битве один стоил многих. Лу задержался, чтобы предупредить Рего о волнистом камне. Лу не надо было останавливаться… А он замедлил бег, и это стоило ему жизни. Бык настиг его, убил. Рего не мог помочь Лу, потому что другие быки бешено налетели на охотников, а он обязан был помнить обо всех ланнах. И у него случались неудачи, самая большая из них — гибель Сухого Лу…

Рего знал: друга победил не бык, а желтый наконечник. Рего еще никому не сказал об этом. Охотник не говорит того, что не могут подтвердить другие охотники: они не видели волнистого камня. Лу подтвердил бы, но он ушел в черные туманы, потому что на миг задержался, чтобы предупредить Рего об опасности, угрожающей ланнам, и бык вонзил в него свой рог…

По натуре своей Сухой Лу был настоящий вождь, он никогда не забывал о племени. Он понял, что означал желтый наконечник: в степи чужие люди, и они уже недалеко от ланнов, потому что рана в холке быка и излом древка у основания наконечника были свежие. Откуда и куда шли чужеземцы и сколько их, Рего предстояло узнать. Днем с этой целью он поведет охотников в степь. Чужие люди — враг посильнее быков, леопардов и мамонтов. От зверя можно укрыться в скалах или на дереве — от человека укрыться нельзя. Зверь опасен, когда защищает свою жизнь и территорию или когда нападает, побуждаемый голодом. Сытый, он не опасен никому. Звери не преследуют себе подобных, а если сталкиваются на тропе, то обычно избегают смертельных поединков. Выявив, кто сильнее, они прекращают стычку. Сильный остается на месте, тот, кто послабее, уходит прочь, рассчитывая на новое логово, новые пастбища и новые края охоты. Люди редко поступают таким образом. Предки завещали ланнам: чужаки — всегда враги, их следует прогнать или убить, чтобы они не прогнали и не убили ланнов. Единственное средство защиты от врага-человека — быть сильнее, хитрее, расторопнее его…

«Не время сражаться за власть, — подытожил свои размышления Рего. — Битва вождей — это кровавый бой, в котором падут многие воины, а сейчас каждый особенно нужен племени. Я попытаюсь укротить Урбу силой слов и властью обычая. Если раздор погасить не удастся, быть беде…»

* * *

Женщины объявили, что мясо готово, Ланны дружно уселись вокруг костра. По праву вождя, на стороне которого был Гал, Рего первым взял себе кусок мяса. За ним к мясу подошел Урбу. За вождями следовала очередь того, кто добыл зверя. Урбу еще стоял около туши, когда поднялся Гал:

— Урбу, не забудь еще хвост — я дарю его кривозубому Баоку!

Над костровой площадкой опять повеяло холодком. Ланны притихли. Втишине было слышно, как пели комары и потрескивал огонь, поедающий свою ищу.

Вот она, расплата! Сидя около своей жены, Баок сжался в ком. Он ничем не мог защититься от слов Гала. Отразить их можно было только словами, а они сейчас не повиновались Баоку. Гал был недосягаем для него.

На помощь Баоку пришел Урбу. Слова Гала не относились к нему и не задели его самолюбия. Но Урбу и Баока родила одна и та же женщина, они были похожи друг на друга, и Урбу защитил младшего брата.

— Когда солнце поднимется над землей, — ухмыльнулся он, — Урбу, Баок и все, кто пожелает, будут мять Риа! Тогда Баок вернет Галу хвост!

— Когда появится солнце, я буду сражаться с тобой насмерть, Урбу! — ответил Гал.

Урбу рассмеялся. Его рука, в огненно-рыжих волосах, легла на палицу.

— Я раздавлю тебя, как щенка.

— Так же думал тигр, но я сделал себе ожерелье из его клыков и когтей! Я буду сражаться с тобой и с каждым, кто захочет Риа!

Гал взял мяса, сел на свое место.

Грозовая туча над ланнами сгустилась, они беспокойно поглядывали на вождей. Рего, казалось, не разделял общей тревоги. Он неторопливо ел, анезримый дух размышлений продолжал искать выход из создавшегося положения. Мужские страсти могли вспыхнуть каждую минуту, и тогда ланны начнут убивать друг друга, хотя на Дороге Племен появились чужие люди. А поводом для близкой ссоры были Риа и Гал…

Чувство симпатии к молодым людям не мешало Рего трезво оценивать обстановку: Гал и Риа одним своим присутствием будоражили племя. Они встали на пути у Урбу и других воинов. Красота и гордость Риа, ее необычная для ланнов дружба с Галом будили вожделения мужчин. Пока ланны заняты едой, он должен принять решение…

За ужином все шло своим чередом. Охотник, добывший зверя, всегда пользовался почетом у костра. Он брал себе лучший кусок после вождей племени. Гал принес ланнам много мяса, когда они нуждались в пище. Они единодушно признали его охотником и воином, и когда он отрезал себе большой кусок мяса, его поступок никого не удивил: он брал, что причиталось ему по закону ланнов. Свое мясо он разделил на пять частей — одну оставил себе, остальные отдал Риа, Луху, Улу и Тощему Локу. Он распорядился своей долей, как мужчина. Никто теперь не