На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

только уменьшенный, Баок стоял, ссутулившись сильнее обычного, будто ждал побоев. Он не без причины опасался, что ланны отвергнут его, как отвергли Лока. Он надеялся на помощь Урбу, но боялся Рего, который чтил закон.

Вожди ждали, что скажут ланны.

— Он не заметил змеи, и она унесла в черные туманы маленького Га, — сказал один воин. Остальные подтвердили его слова.

Баок ухмыльнулся про себя: его упрекали в том, что он проглядел змею. Это было серьезное обвинение: охотник, не сумевший вовремя заметить опасность, справедливо лишается доверия других охотников. Но ланны не знали главного: Баок тогда заметил змею. Он не пришел на помощь маленькому Га, потому что испугался. А этого-то им не узнать…

— Он не видел падающего камня, который рассек ему руку, — сказал другой охотник.

Баок похолодел: если сейчас кто-нибудь скажет, что он слеп, как старая женщина, это будет означать, что племя отвергает его. Воин обязан вовремя заметить и зверя, и птицу, и змею, а если у юноши плохое зрение, если он не успевает прийти на помощь соплеменнику, то есть если он не может быть опорой племени, он недостоин называться мужчиной.

Баок со страхом ждал, что решат вожди. От них сейчас зависела его участь.

— Меня тоже ранил падающий камень, — сказал Урбу, — но я — вождь!

Ланны помнили тот случай. Урбу вел охотников мимо береговых скал. Дул сильный ветер, и сверху на них посыпались камни. Тогда ланны еще плохо дружили со скалами и в первый миг даже растерялись. Один воин погиб, а Урбу оцарапало ногу.

— Да-да, такое было, — согласились воины.

— Было, — подтвердил Рего.

— Баок хотел ранить леопарда. Он вел себя недостойно ланна, — сказала Луху.

Ланны глухо заговорили между собой: поступку Баока не было оправдания. Урбу защитил брата:

— Когда приходил пятнистый зверь, Баок был вождем!

Его слова не убедили ланнов в невиновности Баока, и все ждали, что скажет Рего, но тот промолчал. У него были причины молчать.

— Слова старой Луху утратили силу так же, как зубы! — заключил, ухмыльнувшись, Урбу.

Баок был допущен к дальнейшим испытаниям.

В следующую минуту ланны забыли о нем: в круг вошел Тощий Лок. Год тому назад он не мог метнуть копье, как подобает мужчине, и его до сих пор не принимали всерьез.

Когда ланнов поразил недуг, от которого умирали взрослые и дети, Лок тоже был на пути в черные туманы, но смерть отказалась от него, она только выпила его силы. С тех пор сверстники не принимали его в свой круг, подростки чинили ему неприятности, а девушки смотрели на него с пренебрежением. У обеденного костра ему доставалось то, что не пожелали взять себе другие. Ночами он мерз в своей ветхой одежде, в стороне от остальных. Если бы не доброта Луху и великодушная помощь Гала, смерть возвратилась бы за ним…

Лок стоял перед ланнами, полный отчаяния. Он был голоден, у него от слабости кружилась голова. Казалось, он вот-вот упадет у костра. Только глаза у него жили независимой от тела жизнью — они не желали покоряться истощенному телу.

Несчастный Лок ждал решения своей участи.

Урбу, взглянув на него, на его неказистое оружие, захохотал — грянул взрыв смеха. Казалось, ланнам вообще неведомо было чувство сострадания к себе подобным. Лишь немногие остались серьезны.

Рего встал, поднял вверх палицу — во властных жестах, в львиных чертах лица непреклонная воля. Смех замер: вождь требовал внимания к себе. Ослушаться Рего не смел никто. Ни один ланн не мог сравниться с ним в изобретательности на охоте, ни один не пожелал бы себе столкнуться с ним лицом к лицу на боевой тропе. Мощь и хладнокровие Рего сдерживали самого Урбу. Сила Рего заключалась не в одних мускулах — он знал слова закона, а с законом считались все.

— Лок не нарушал обычаев ланнов, — заговорил Рего. — Племя лишило Лока прав воина, ни одна женщина не пожелала стать его женой. Он чистил отхожие места, спал отдельно от ланнов. Он жил, как требовал обычай, он имеет право стоять у праздничного костра!

— Да-да, — согласились ланны. — Тощий Лок не нарушал обычаев, пусть стоит у праздничного костра!

Лок присоединился к другим юношам.

Седьмым должен быть Гал, но Гала не было, и уже мало кто верил, что он вернется к ланнам.

В круг теперь входили девушки. На них были набедренные пояса из волокон чо, окрашенные в различные цвета растительными соками. Не все девичьи лица отличались изяществом черт, но у ланнов были свои представления о женственности. Они ценили сильных, мускулистых женщин, способных и часто рожать детей, и постоять за себя, а в случае нужды — с оружием в руках прийти на помощь мужу. Конечно, ланны вовсе не были безразличны к красоте: выше всех женщин они ставили тех, у кого крепкие мускулы сочетались с изяществом лица и тела.

На одинаковый успех у мужчин девушки рассчитывать не могли. Чем привлекательнее была девушка, чем откровеннее восхищались ею мужчины, тем свободнее она могла выбирать себе мужа.

Ростом и фигурой среди девушек выделялась Риа. Она была хорошо развита, высоко держала голову. Светлые волосы, волной спадавшие на плечи, были перехвачены лентой из волокон чо — той самой, которую она готовилась накинуть на голову Гала. На ленте и набедренном поясе голубел орнамент из листьев лавы. Немногие женщины могли соперничать с ней, мужчины не отрывали от нее восторженных взглядов. Она была крепка телом, неутомима в беге, умела постоять за себя. Нга смотрела на нее как на свою соперницу — с ненавистью, другие женщины откровенно завидовали Риа: мужчины готовились возвести ее в высший ранг…

Были среди девушек и неудачницы — их ланны встретили насмешливыми взглядами. Одна худобой напоминала Лока, у другой недоставало глаза, у третьей лицо и тело обезобразила болезнь гуо. Кому-то из них не достанется мужа, а женщину, не имеющую мужа-покровителя, никто не защищал от мелких житейских обид. Она не имела постоянного места в пещере, пищу у костра получала вместе с теми, кто, согласно обычаю, входил в наименее уважаемую категорию, — с увечными, старыми и больными. Любой мужчина, юноша и даже подросток имел право сожительствовать с ней. Замужние женщины по всякому поводу притесняли и оскорбляли ее, и, если несчастная сама не умела постоять за себя, она неотвратимо падала на дно племенной жизни, раньше других женщин чахла и умирала.

Закон оберегал право сильных: только они прокладывали путь племени по земле. Слабые же не выдерживали жизненной битвы, были бесполезны для сородичей, и те не