Русский Шерлок Холмс. История русской полиции - Александр Бушков

Большой известностью пользовался и очередной «сыщик-любитель» пристав Хотинский. Человек умный и волевой, он, по воспоминаниям современников, знал наперечет всех московских воров, от крупных до мелкоты, знал все до одного притоны. И взял московский уголовный мир в такие ежовые рукавицы, что по первому слову пристава самые отпетые мазурики, не прекословя и не пытаясь отпираться, выкладывали похищенное – при том что Хотинский, уточню, рукоприкладством не пользовался, обходился, можно сказать, мягким и ненавязчивым увещеванием…

Самый знаменитый случай в служебной карьере Хотинского – история, случившаяся не с кем-нибудь, а с министром внутренних дел Тимашевым. Министр приехал в Москву повидаться с жившей там старушкой-матерью, а на другой день (человек был богомольный) пошел к обедне в Успенский собор. Вернувшись домой, он не обнаружил в карманах ни кошелька, ни блокнота с важными служебными записями, а главное – пропал и массивный золотой портсигар с выложенными бриллиантиками императорским вензелем и гербовым двуглавым орлом, наградной, полученной от самодержца…

Вот это был скандал, так скандал! Генерал-губернатор князь Долгоруков, которому Тимашев рассказал о пропаже, впал в состояние тоскливого бешенства: в кои-то веки в Москву заехал сам министр, и его тут же обнесли. В Петербурге об этом узнают очень скоро, пойдут разговоры, может дойти до императора, и как это может отразиться на репутации самого Долгорукова, лучше не думать, иначе станет совсем тоскливо. Хорош генерал-губернатор, во вверенном которому городе карманники нагло обчистили министра внутренних дел…

Долгоруков вызвал обер-полицмейстера, подробно обрисовал ему ситуацию, ее возможные последствия и поставил задачу: в лепешку расшибиться, но похищенное найти!

Обер-полицмейстер, гораздо лучше, чем Долгоруков, разбиравшийся в криминальных делах, решил, что найти похищенное невозможно. Как ты в лепешку ни разбивайся. Он в самых расстроенных чувствах сообщил состоявшему при нем чиновнику по особым поручениям, что перед ними поставлена совершенно невыполнимая задача – так что теперь хоть стреляйся…

Узнав, в чем дело, чиновник, в отличие от начальника, печалиться и не подумал, наоборот, заулыбался и сообщил:

– Мы с вами, ваше высокоблагородие, вещичек и в самом деле не найдем, а вот пристав Хотинский найдет. Где же тут невыполнимое требование?

– Да как же он найдет? – горестно вопросил начальник.

– Это уж его дело, но найдет. Прикажете к нему поехать?

Обер-полицмейстер был в таком состоянии, что готов был отправить помощника хоть к самому дьяволу, лишь бы помогло. Чиновник получил приказ мчаться к Хотинскому немедленно.

Помчался. Расспросив об обстоятельствах дела и месте преступления, Хотинский, нимало не раздумывая, просветил визитера: за Серпуховской заставой есть деревня, собственно, приписанная к городу слобода Большие Котлы, населенная одними ворами, и именно тамошние жители (посменно, как сказали бы мы сегодня) «работают» в том числе и в Успенском соборе. После чего, заявив, что времени терять не стоит, сел в свой экипаж и помчался в Большие Котлы.

Нигде не останавливаясь, поехал прямо в местную «хазу» – большой трактир, где как раз шла разухабистая гульба с непристойными песнями. При появлении пристава моментально наступила тишина, многие встали из-за столов и, сдернув шапчонки, со всем почтением раскланялись. Пристально оглядев «почтеннейшую публику», пристав (кстати, верзила с зычным голосом) рявкнул на весь трактир:

– Кто вчера в Успенском соборе работал?

Ему тут же сообщили, что работали Николка Цыган и Егорка Истопник. Цыган сейчас дома, привести его можно в два счета, а вот с Истопником сложнее: он после удачной «работы» набрался так, что лежит бревно бревном, и растолкать его нет никакой возможности. На что Хотинский приказал: доставить обоих немедленно, а как именно приведут в чувство Истопника, ему наплевать. В конце концов, нашатырь есть…

Быстренько приволокли Цыгана. Тот после короткого запирательства выложил все как на духу: ну да, так и есть, все названные вещички попятили они с Истопником. Деньги из кошелька пустили на пропой души, исписанные листочки из блокнота, чтобы не было лишних улик, вырвали, разодрали и выкинули, после чего и кошелек с пострадавшим блокнотом, и портсигар отдали в заклад ростовщику с Колосовой улицы, известному еще и как скупщик краденого.

После таких откровений нужды в Истопнике, собственно, и не было, как и в дальнейшем допросе. А потому Хотинский преспокойно заявил: все похищенные вещи через два часа должны быть у меня на квартире. Иначе… Ребята, вы меня знаете…

Как писали позже братья Стругацкие о совершенно другом персонаже: «Они его знали. Они его очень хорошо знали». Так что ровнехонько через два часа, минута в минуту, на квартире Хотинского появился гонец из Больших Котлов, выложивший на стол и кошелек, и блокнот, и портсигар, нисколько не пострадавший. Что характерно, Хотинский выдал гонцу некоторое денежное вознаграждение: он работал и кнутом, и пряником – аборигены Больших Котлов могли ему еще не раз пригодиться в схожих ситуациях. Так что «клюквенники» и кое-какую денежку получили, и остались на свободе, но Тимашев был в полном восхищении и заявил, что Хотинский работает лучше, чем хваленая лондонская сыскная полиция (между прочим, в те времена применявшая примерно те же методы, о чем Тимашев явно понятия не имел: он все же был не полицейским; МВД, как уже упоминалось, занималось в значительной степени делами государственного управления, а чисто полицейские функции курировал Департамент полиции). В общем, история закончилась благополучно для всех ее участников – от министра до обитателей Больших Котлов…

Отличным сыщиком был Хотинский, знаменитым по заслугам. Вот только опять-таки, как бы это поделикатнее выразиться, оборотная сторона медали…

Увы, она и здесь присутствовала. В служебном кабинете Хотинского стоял большой письменный стол, покрытый доходящим до самого пола сукном. Не каждый раз, но все же частенько разыгрывалась одна и та же сцена. Хотинский живописал, как он навсегда отучит мошенника воровством заниматься: в Российской империи и тюрьмы имеются, и каторга заведена не одна, причем в самых неприветливых и неудобственных для жизни местах…

Смиренно все это выслушав, вор кланялся до земли, а потом ловко подбрасывал под стол кое-что из похищенного, причем не дешевое: золотые часы или цепочку, кольцо с настоящим камнем, а не стекляшкой, а то и деньги, положенные так, чтобы пристав с первого взгляда мог определить сумму. Потом вставал с колен и громко восклицал:

– Помилуйте!

Хотинский, делая вид, что поправляет сбившуюся скатерть, заглядывал под стол и наметанным глазом моментально оценивал подношение. Далее события протекали в двух вариантах. Если Хотинского то, что он увидел, устраивало, он великодушно «миловал», и вор оказывался на свободе – правда, никак нельзя сказать, что с чистой совестью. Если казалось мало, Хотинский топал ногами, стучал кулаком по столу и рявкал, что этаких мерзавцев, давно уже задравших его напрочь, миловать не намерен – наоборот, покажет, где раки зимуют и с какого конца редьку есть.