Княгиня Ольга. Огненные птицы - Елизавета Дворецкая

Передав Володиславу Ингорев меч, Берест хотел вернуться домой, но князь не пожелал его отпустить.

– Куда ты собрался – с бабами старыми в углу сидеть? – Володислав даже рассердился, когда Берест на другой день после веча пришел прощаться. – А с русью воевать кто будет? Я один? Ты не слышал, что вчера мужи нарочитые решили? Будем рать созывать, вооружаться и пойдем руси мстить за обиды. А он домой собрался! Ты отрок толковый и неробкий, как раз таких мне и надо. Оставайся у меня, воли я тебя не лишаю, кормить и одевать буду, а там, глядишь, и до добычи дело дойдет. Смотри – отличишься, возьмешь добычу, добудешь жен, и новый род от тебя пойдет, могучий и славный!

Берест сперва растерялся: домой он хотел ехать по привычке, не зная для себя иного места на свете белом, кроме полусгоревшей веси над Иршей. «А се покон четвертый – где могилы дедовы, там земля твоя…» Но князь прав: без рода у него не осталось иных дел и целей, кроме мести. А в одиночку мстить руси – такое только в сказках бывает. Он же хотел, чтобы князь собрал войско. Но из кого это войско должно быть собрано? Да из таких, как он, Берест Коняев сын. Волшебной укладки у князя нету, чтобы оттуда готовая рать выскочила.

А войско было нужно – война подбиралась все ближе. С первым снегом на Днепре обнаружилось сотни три-четыре русских оружников: они пришли не от Киева, а сверху по Днепру, заняли деревский городок Нелепов и стали оттуда делать набеги на окрестные веси. К Искоростеню потянулись беженцы с рассказами о разорении и угонах в полон. Туда Володислав послал боярина Коловея с теми, кого успел к тому времени собрать. Но приходилось ждать, что и с юга, от Рупины и Здвижа, где Дерева соседили с полянами, тоже будут набегать разбойные дружины руси. Туда Володислав отправил Миляя – еще одного сына боярского, кто хорошо показал себя в первых схватках на Днепре. Миляй собрал дружину из своего рода – полтора десятка отроков. К ним Володислав добавил Береста: имея настоящую боевую секиру и лошадь, тот оказался в числе лучших в малой Миляевой дружине. Кроме Рыбки, там имелось еще лишь три лошади. Прочие отроки, вооруженные кто рогатиной и луком, кто пересаженным на более длинную рукоять рабочим топором, шли пешком. Пополнить дружину Миляю предстояло в тех самых местах, которые ему назначили оборонять.

По пути к Рупине Берест побывал в Малине – посмотреть, как там дела. Весняки собрались в уцелевшие от огня избы и перебивались как могли: дети ловили рыбу и ставили петли на зверя, старухи копали коренья и собирали ягоды, бруснику и клюкву. Вьюха ходил на лов, и помогали ему самые крепкие из стариков и старух.

– Ничего, переживем! – обещали они. – Не покинут чуры… тебе бы остаться, а? Ты уж совсем молодец…

– Не могу, бабушка, – вздыхал Берест, понимая, что надо бы остаться и помочь им выжить. – Я останусь, другой останется, а потом придут русы и все веси и городки по одному пожгут.

Уехал он не в одиночестве: на крупе Рыбки позади него сидел Липняк.

– Забери меня отсюда! – чуть не со слезами молил тот. – С тоски я тут помру. Как примутся вечерами бабки причитать, а мальцы мамку звать – хоть беги да топись!

– Воевать хочешь?

– А чем я хуже тебя?

Липняку шла шестнадцатая зима: для копья его руки еще были слабы, но с охотничьим луком он справлялся. Только вот лук для него еще предстояло где-то раздобыть. Отец его умер еще прошлой зимой, а кияне угнали двух сестер и мать. Липняк был у нее старшим, и ее, крепкую нестарую женщину, любой грек охотно купил бы для работы по хозяйству, пусть и не по той цене, по какой пойдут ее дочери. Липняк остался совсем один – как Берест.

О Божищах Миляю рассказали в одной деревской веси на Рупине. В округе помнили про старое капище, хотя там давно никто не бывал. Место было наилучшее: есть где разместить людей, скрытно – чужой не найдет, и близко от рубежей – появятся враги, можно будет сразу выступить навстречу. Дней десять или больше Миляй с Берестом и еще двумя всадниками объезжали окрестности, собирая народ. Рассказывали о разорении Малина, о том, как Тетерев-река даровала древлянам Ингорев меч, о сражениях на Днепре. Весняки колебались: все понимали, что для противостояния давнему врагу требуется войско, но никто не хотел в такое тревожное время оставлять семью и хозяйство. Тем не менее рать собиралась: работы в поле закончились, и почти каждая семья, послушав про Ингорев меч, отпускала отрока либо крепкого пожилого мужика. К новолунию под началом у Миляя было без малого семь десятков человек. С такими силами можно было самим сходить в набег на ближайшие полянские селенья. Миляй уже отправил разведчиков – по два-три человека – в разные полянские веси, посмотреть, что там можно взять и нет ли там киевских дружин. Дай Перун удачи – и тогда, как обещал Миляй, будут и припасы, и скотина, и платье, и оружие, и, может, даже кони.

Кони были очень нужны. Пока же лишь четверо – Берест и Липняк по очереди на Рыбе, сам Миляй и его младший брат Тверд на их гнедом, Шептун и Гостимир на своих – несли дозор, объезжая веси. Пахали древляне на волах, и лошади для поездок имелись только у старейшин. Никто, ясное дело, расставаться со своей скотиной не желал, и лишь боярские сыновья, отпущенные отцами постоять за землю Деревскую и поискать ратной славы, приезжали верхом. Князь же едва сумел достать десяток лошадей для боярина Красилы, отосланного с важным делом на Волынь, к плеснецкому князю Етону. Тот поехал, чтобы склонить Етона в этой войне на сторону древлян. Лишь десять лет назад князь плеснецкий, давний недруг киевской руси, заключил с ней союз, но теперь Володислав обещал этот союз расстроить.

К подчинению этого края Киев стремился не зря: здесь пролегала старая Моравская дорога. Уж лет сто русы, приходившие с верховий Днепра, от Киева поворачивали на запад и между верховьями Рупины, Роси, Тетерева, Случи и Горины пробирались на Волынь, в Плеснеск, куда Володислав едва не послал Береста с боярином Красилой. Все реки к северу от дороги впадали в Днепр и Припять, к югу – в Днестр, и торговая дорога пролегала по возвышенности между истоками больших рек, откуда мелкие речки-дочки питали своих матерей.

И вот на этой-то дороге Берест и Гостимир в один хмурый день слякотного месяца грудена обнаружили следы конного отряда…

Сколько ни готовились они к этому дню, ради которого стали ратниками, а дрожь пробрала до костей и волосы на голове шевельнулись. Отряд прошел огромный – сотни отпечатков копыт плотно покрыли дорогу и обочину, многократно наслаиваясь друг на друга. Казалось, тут целое войско… вся киевская рать. Прошли не так давно, следы и разбитые комки конского навоза были еще свежими.

Переведя дух, стали разбираться. В отряде были только верховые: ни следов от ног пленников, ни коровьих копыт, ни колес, какие вели Береста в его горестном возвращении от Тетерева к Малину. Только кони. Но очень много – так не подсчитать, лишь ясно, что много десятков. Берест и Гостимир поспорили немного, куда ехать по следам: вперед или назад. Гостима хотел пойти назад и проверить, что дружина оставила позади – разоренье?

– Может, кто-то в тех весях видел их, сразу и скажут, кто это, сколько их, – убеждал он.