Одесская кухня - Ирина Потанина

Впрочем, у любви тоже бывает оборотная сторона. Встречи с поклонниками бывали самые разные: В Одессе после концерта к такси, в котором уезжает Утесов, подбегает взволнованная женщина с ребенком. Она деловито распахивает пассажирскую дверь, показывает на Леонида Осиповича пальцем и говорит: «Сюня, смотри - это Утесов, когда ты вырастешь - он уже умрет!» Дверь захлопывается, дама оставляет такси в покое...

Как-то, узнав Утесова, к нему подошел незнакомый старичок и сказал:

- Я еще ребенком бывал на ваших концертах в Одессе и восхищался вашим пением.

- Сколько же вам лет? - удивился Леонид Осипович.

- Восемьдесят пять.

- А мне шестьдесят семь...

Бывали случаи и более конфликтные. Один начинающий эстрадный артист как-то обещал, что покончит жизнь самоубийством, если Утесов немедленно не посмотрит его номер. Пришлось смотреть. Артист пел, говорил, танцевал, играл, бил себя руками по бедрам и иногда подсвистывал. Увы, делал он это все бездарно. Нужно было высказать мнение. Врать Леонид Осипович не хотел.

- Ну что сказать? У нас в Одессе все так умеют. Только стесняются...

Ничуть не обманываясь славой, Утесов говорил о себе: «Голос тот же: как не было, так и нет!» Правда, тут же добавлял: «Я пою не голосом - я пою сердцем»!

При крайнем уважении чужих талантов Утесов всегда предпочитал честность - также и в оценках бездарностей. Многих это травмировало, но «в вопросах искусства врать нельзя».

К слову сказать, Леонид Осипович отличался еще и редкой самокритичностью. Ничуть не обманываясь славой, Утесов говорил о себе: «Голос тот же: как не было, так и нет!» Правда, тут же добавлял: «Я пою не голосом - я пою сердцем»!

Прекрасное одесское сердце достойно и отдельной кухонной беседы. Полезно, красиво, сытно и ужасно вкусно: «Говяжье сердце по-одесски».

Вам понадобится (на 5-6 порций):

1 говяжье сердце

2 луковицы

2 моркови

зелень, соль, специи - по вкусу

50 г растительного масла

бульон говяжий - по вкусу

листики салата - для украшения блюда

Приготовление:

Сердце помоем и нарежем соломкой, а потом обжарим на масле до появления коричневатой корочки. Теперь эти полосочки уложим в форму для запекания, добавим морковь и лук, предварительно очищенные и тоже порезанные соломкой. Зальем все это бульоном, приправим специями, зеленью и посолим. Накроем крышкой и оставим тушиться на слабом огне до полной готовности мяса. Получившееся блюдо откинем на дуршлаг, охладим и, выложив на блюдо листики салата, положим сверху сердце с овощами. Для пущей красоты все это можно украсить листиками петрушки.

Как известно, одесситы уезжают в столицы лишь с одной целью: чтобы было откуда громче и масштабней воспевать родной город. И к Валентину Петровичу Катаеву это относится в полной мере. Мало того, что львиная доля всех событий из его произведений происходит в Одессе (возьмем хотя бы «Белеет парус одинокий»)... Мало того, что город в них - часто не просто фон, а равноправный персонаж действия (вспомним одесские катакомбы, судьба которых описана так же ярко, как и судьбы жителей города)... Мало того, что в мемуарах он ярко и выпукло рассказывает о своих знаменитых земляках (книга «Алмазный мой венец» явный тому свидетель)... Вдобавок ко всему, Катаев еще и «пропагандировал одесскую речь», утверждая, что это его литературная стилистика, и не позволяя редакторам править вкусные диалоги своих одесских героев. Половина редакторов всего СССР мечтали прикончить Катаева за это на месте, вторая половина - чувствовали себя прекрасно, потому что сами тоже были из Одессы.

Как известно, одесситы уезжают в столицы лишь с одной целью: чтобы было откуда громче и масштабней воспевать родной город.

А как он писал об одесской кухне! Людям, придерживающимся правила «не есть после шести», нужно строжайше запретить читать Катаева вечерами: «...из синеньких немедленно приготовили баклажанную икру. Разумеется, не ту пресную, сладковатую желтоватую кашицу, которая продается в виде консервов, а ту, настоящую, домашнюю, знаменитую одесскую баклажанную икру - пищу богов!..»

Всякий человек, не знавший раньше Одессу или посмевший знать, но не обожать ее, после знакомства с творчеством Валентина Петровича навек терял эту свою уникальную и дикую черту.

Мадам Стороженко до сих пор считается символом Привоза и даже стоит там в виде памятника.

Надо подчеркнуть, что Катаев был человеком удивительным. Будучи признанным на родине и при жизни, представляя СССР во всевозможных международных литературных сообществах, он умудрялся при этом, несмотря на железные тиски цензуры, писать действительно замечательные произведения. Его мадам Стороженко до сих пор считается символом Привоза и даже стоит там в виде памятника. Даже Иван Бунин, известный острой ненавистью ко всему советскому, писал: «Кто б мог подумать, что из Катаева выйдет такой крупный и настоящий писатель». Именно Бунина, с которым познакомился в Одессе в те самые «окаянные дни» межвластия и падения старого строя, Валентин Катаев считал своим первым литературным учителем. И именно Бунин, правда, чисто случайно, спас когда-то Катаеву жизнь: участвовавший в белогвардейском заговоре, Валентин Катаев был схвачен вместе с остальной группой, но отпущен, потому что один из высокопоставленных работников ЧК вспомнил, как в 1919 году Бунин прилюдно и категорически нелестно отзывался о политических взглядах начинающего литератора. Иван Алексеевич понятия не имел о принадлежности Катаева к белогвардейскому подполью, потому высказывался очень резко. Этой «рекомендации» от эмигрировавшего классового врага оказалось достаточно, чтобы чекисты отпустили Катаева.

Валентин Петрович Катаев

Оказавшись на свободе, Валентин Петрович был призван в ряды советских литераторов и приступил к работе, о чем не без иронии вспоминал в мемуарах: «Фанерные агитплакаты, еще не высохнув, разносились и развозились по всему городу на извозчиках и велосипедах. На плакатах под картинками помещались агитстихи нашего сочинения. Например: "По небу полуночи Врангель летел, и грустную песню он пел. Товарищ! Барона бери на прицел, чтоб ахнуть барон не успел"».

Помимо литературного, Валентин Петрович обладал еще и редким даром видеть и ценить таланты окружающих. Переехав в Москву и закрепившись в ней, он немедленно пригласил туда же Багрицкого и Олешу, стараясь помочь своим гениальным друзьям «остаться на плаву». Из подобной помощи, правда, обычно ничего не выходило. Например, однажды, увидев бедственное положение поэта Мандельштама, Катаев потащил того к Крупской, раздающей заказы на всевозможные агитстихи. Друзья взяли гонорар и сели за работу, которая должна была рассказать простым гражданам о хитрости кулаков: