Одесская кухня - Ирина Потанина

Снять вовремя - важный навык не только в кинопроизводстве, но и в кулинарии. В создании правильной манной каши, являющейся в Одессе также самым быстрым в приготовлении гарниром, это умение, например, составляет 70 % успеха.

Совместить искренность в работе и «дружбу» со Сталиным было практически невозможно. Один за другим прекрасные сценарии Александра Петровича (в том числе очень сильная патриотическая биографическая киноповесть «Украина в огне») подвергаются разгромной критике Сталина. При этом снимаемые политически выверенные картины, созданные буквально под диктовку вождя, хоть и безупречные с технической и художественной точки зрения, все же, по мнению самого режиссера, недостаточно глубоки по своим мыслям. Довженко начинает жаловаться на «темную полосу жизни». Доходило до смешного: так, после множества переделок и идеологических правок был наконец закончен документальный фильм «Прощай, Америка!», снятый по мотивам повести политической перебежчицы из США в СССР Анабеллы Бюкар. Кажется, Довженко наконец удалось совместить линию госзаказа с личными симпатиями. Но тут пришло распоряжение прекратить работу: Бюкар сбежала обратно в США, лишив фильм какого-либо будущего. В происходящем Довженко винил, конечно, не лично Сталина, а бюрократов, его окружающих. Свои чувства режиссер выплескивал на родном украинском языке в дневниковых записях: «Я не член Коммунистической партии. Написана и анкета, и биография, а подать в фабричную ячейку некому. Я не видел там чистых рук», или: «Я умру в Москве, так и не увидев Украины! Перед смертью попрошу Сталина, чтобы... из груди моей вынули сердце и закопали его в родную землю...» Как же тоскует он в последние годы по родной Украине и по милой сердцу Одесской кинофабрике, где никто не стоял над душой, и пьянящая свобода самовыражения помогала делать шедевры! И в то же время как радуется, что успел вовремя снять те самые, честные и прекрасные первые фильмы...

Снять вовремя - важный навык не только в кинопроизводстве, но и в кулинарии. В создании правильной манной каши, являющейся в Одессе также самым быстрым в приготовлении гарниром, это умение, например, составляет 70 % успеха. Итак, «Манная каша по-одесски».

Вам понадобится (на 4 порции):

1 чашка манной крупы,

2 чашки кипятка

70 г сливочного масла,

2 чайных ложки соли

зелень - по вкусу

Приготовление:

Это самый быстрый, но от этого ничуть не менее вкусный гарнир в мире. Сковородку протрем досуха и немного накалим. Теперь слегка обжарим на ней крупу. Сняв сковородку с огня, добавим в манку масло, соль и зелень. Теперь вольем туда кипяток, еще раз перемешаем, поставим на небольшой огонь, накрыв крышкой, и через пять минут соленая манная каша будет готова. Для хорошего настроения блюдо рекомендуется украсить зеленью также и сверху.

«Пока под красных песнопений звуки / Мы не забыли вальсов голубых, / Пока не загрубели наши руки, / целуйте их...» - пророчила коренная одесситка Вера Инбер , встречая роковой 1919 год. Тогда в Одессе было особенно много настоящих поэтов. Холодно, голодно, страшно - а они веселятся, шутят, на ужин потребляют стихи и философские сентенции. Спят по пару часов в сутки и только тогда, когда сон уже больше похож на обморок, будто стремятся нажиться и наговориться впрок. Будто знают, что вскоре многих из них заставят замолчать, «голубые вальсы» и впрямь будут вытеснены «красными песнопениями», а руки и души прекрасных дам огрубеют до неузнаваемости.

Как и у многих, с 1919 года, с приходом большевиков в Одессу, у Веры Инбер, по сути, началась новая жизнь. Будучи двоюродной сестрой одного из лидеров революции (она была кузиной Троцкого), Вера не решилась на эмиграцию. Какое-то время колебалась, даже съездила в Константинополь... Но нет. Уезжала из Одессы замужней дамой, вернулась - одинокой. Муж остался на чужбине, а Вера Михайловна в последний момент отказалась бежать от воспетой братом революции и на каждом углу слушать обвинения в его адрес. В СССР ей пришлось несладко. Мелкобуржуазное прошлое (отец Инбер владел издательством, мать была директором еврейской гимназии) и уже сложившийся имидж куртуазной декадентской поэтессы с вычурными строчками, вроде: «У маленького Джонни/Горячие ладони/И губы, как миндаль...» - делали Веру чужаком. Пришлось давить в себе «пережитки», «перековываться», переезжать в Москву, чтобы бодро шагать в ногу с рьяными пролетарскими поэтами. А тут еще Троцкого объявили врагом народа... Покатились первые головы «троцкистов»... Родственникам оставалось только ждать своего часа или, как Вера Михайловна, делать все, чтобы откреститься от собственных корней. Она начинала как улыбчивая девочка-поэтесса, «рыжая гражданочка, с перьями в пенале», в стихах которой, по словам Ильи Эренбурга, «забавно сочетались очаровательный парижский гамен[1]и приторно жеманная провинциальная барышня». А стала в итоге «литературной комиссаршей, пишущей под диктовку потребностей партии». В каждой шутке есть доля шутки, потому эпиграмма поэта Архангельского: «У Инбер - детское сопрано, уютный жест. Но эта хрупкая Диана и тигра съест», - говорит о многом. И если бы не прекрасные стихи для детей («Ночь идет на мягких лапах,/ Дышит, как медведь./ Мальчик создан, чтобы плакать,/ Мама - чтобы петь...»), да отдаленные намеки в дневниковых записях («Какое одиночество! Какие мгновенные вспышки света и тепла от встречного сердца! И потом опять ничего»), мы никогда не догадались бы, что это второе, «партийное», лицо Веры Инбер было маской. Эта маска получала регалии от правительства и участвовала в травлях «непролетарских» писателей. Эта маска заставляла даже садовника говорить о чете нанимателей с пренебрежением: «Сам Верынбер - хороший мужик. Душевный. Но Верынберша, жена его... не дай Боже!» Но эта маска спасла Вере Инбер жизнь...

Вера Михайловна Инбер

Как справедливо заметил кто-то из критиков: «Первые двадцать лет Инбер жила, а потом - выживала». И жила она - почти все время, за исключением нескольких лет работы в Западной Европе - именно в Одессе. Гордая походка, острый язык, невероятное любопытство и удивительное умение интересно описывать все увиденное с ранней юности создали Вере репутацию существа дерзкого, но изумительного. Сама Вера Михайловна вспоминает так: «В 15 лет я писала: Упьемьтесь же этой единственной жизнью, Потому что она коротка. Дальше призывала к роковым переживаниям, буйным пирам и наслаждениям, так что мои родители даже встревожились».

Гордая походка, острый язык, невероятное любопытство и удивительное умение интересно описывать все увиденное с ранней юности создали Вере репутацию существа дерзкого, но изумительного.