Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
Обед был подан как при Розене, минута в минуту, ровно в семь тридцать пополудни. За несколько дней относительного отдыха офицеры привели в порядок себя, одежду и амуницию. Все выглядели опрятными и подтянутыми. На столе источали ароматы три запечённых гуся, печёная картошка, и хозяин фольварка пожертвовал на офицерский стол маринованных овощей. Фон Мекк, в ожидании Вяземского, беседовал с Щербаковым, Дрок общался с батюшкой, остальные вполголоса разговаривали между собой. Полчаса назад корнет Введенский был вызван к командиру полка. Причина вызова не была оглашена.
Когда души офицеров глядючи на гусей и вдыхая ароматы, готовы были истомиться окончательно, в палатку вошли Вяземский и сияющий Введенский. У корнета блестели глаза, он их прятал и старательно напрягал лицо, но все видели, что корнету сообщено какое-то приятное известие. Дрок с облегчением вздохнул и нашёл глазами фон Мекка, тот увидел Дрока, посмотрел на отца Иллариона и все трое согласно покачали головами.
– Батюшка! – кивнул отцу Иллариону подполковник.
Отец Илларион перекрестился и прочитал молитву. Короткую.
– Приступайте, господа! Прошу! – пригласил Вяземский офицеров, и Клешня стал нарезать гусей большими кусками.
Дрок, фон Мекк, и отец Илларион подошли к командиру. Присоединился Щербаков, они впятером отошли в угол палатки к малому раскладному столику, и Вяземский сообщил о том, что час назад пришла телефонограмма из дивизии об откомандировании корнета Введенского в распоряжение коменданта крепости Ковно для занятия новой должности.
– Послезавтра, девятнадцатого апреля, он должен прибыть.
– Слава тебе Господи! – разом вымолвили Дрок и отец Илларион.
В это время вдруг звонко объявил Введенский:
– Господа, по случаю моего перевода в другую должность приглашаю всех…
Но неожиданно его перебил Рейнгардт:
– Вот так, господа, закатывается солнце, можно сказать, вручную! Так грянем громкое ура!
И офицеры грянули:
– …коль не гуса-а-а-р-р!!! – совершенным оперным голосом закончил Рейнгардт.
Клешня на полпути к столику командира полка застыл с большой оловянной тарелкой в руках с кусками гуся, на него наткнулся и так же застыл денщик фон Мекка с тарелкой печёной картошки, а за ним денщик Дрока, он нёс маринованные овощи.
В наступившей тишине крякнул Дрок. Повернувшись спиной к общему столу, он вынул из кармана фляжку и, пока все стояли в оцепенении, не афишируя, наполнил стаканы на командирском столике:
– Ну, господа, что произошло, то произошло!
– Кто переправил текст? – тихо спросил только-только отошедший от столбняка Вяземский.
Фон Мекк и Дрок переглянулись:
– И когда только разучить успели? – Они сделали друг другу полупоклоны и, не чокаясь, а только придвинув стаканы, выпили.
– С ташкой и картинами какая-то путаница, Денису Васильевичу это бы не понравилось!
– А мы без претензий, правда, Василий Карлович?
– И не очень-то поэты! Разве ровня легендарному Денису Давыдову? – Ротмистры Дрок и фон Мекк улыбались.
Введенский стоял тихо на протяжении всей декламации, в руках у него было пусто, он сжимал кулаки, а когда декламация кончилась, подошёл к Рейнгардту и тихо сказал:
– Я вам этого, поручик, никогда не спущу.
– А я вам спущу, и не только это. – Рейнгардт смерил Введенского взглядом снизу вверх. – Когда только пожелаете!
Введенский резко повернулся, чуть не порвал шпорами брезентовую подстилку и ретировался. Рейнгардт обратился к офицерам:
– Есть, господа, такая восточная мудрость: «Чем выше обезьяна поднимается на дерево, тем лучше виден её розовый зад».
Введенский как только вышел из палатки офицерского собрания, то сразу услышал за спиной оглушительный хохот. И он понял, что уезжать надо немедленно, пакет с приказом был в кармане. По дороге ему попался спешивший от телефониста к офицерскому собранию вахмистр Четвертаков, он остановился отдать честь шедшему мимо корнету, тот на секунду тоже остановился и врезал Четвертакову в ухо.
– Успокойтесь, господа, прошу вас! Вы достаточно выразили корнету своё мнение о нём… – Вяземский не успел закончить, и в палатку просунулась голова Четвертакова.
– Что вам, вахмистр?
– Ваше высокоблагородие… – начал Четвертаков.
– Зайдите! – приказал Вяземский.
– Тута… – опять начал Четвертаков и протянул исписанный лист.
– Давайте!
Вяземский увидел, что у вахмистра под ухом кровь.
– Что у вас, кровь…
– Никак нет, ваше высокоблагородие, так что ничего… видать, контузия старая… – Четвертаков вытянулся, но успел провести рукавом шинели под левым ухом и размазал кровь по шее.
Наблюдавшие это Дрок, фон Мекк и батюшка переглянулись – Четвертаков не мог разминуться с только что вышедшим из палатки Введенским. Дрок мотнул головой и закусил губу.
– Идите. – Вяземский отпустил Четвертакова, подошёл с телефонограммой под висевшую на центральном шесте палатки лампу и стал читать. Прочитав, он обвёл глазами офицеров: – В телефонограмме указано, что на нас возлагается задача подготовить оборонительные позиции. Фольварк будет занят пехотой. И после этого выступить в Граево. – И он обратился к Щербакову: – Николай Николаевич, надо высылать квартирьеров.
Новость была рядовая, и Вяземский вернулся к столику.
– Аркадий Иванович! – обратился к Вяземскому Дрок. – Я по поводу Четвертакова! А ведь ни дать ни взять это дело рук Введенского. Кавалера Георгиевской медали по уху! Вот этого, господа офицеры, спускать нельзя.
Офицеры молчали. Молчал и батюшка.
Произошедшее с вахмистром было для всех очевидно, и спускать этого действительно было нельзя, но ситуация разрешилась сама собой, потому что все понимали, что корнета Введенского в полку уже нет.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!