Заметки о любви - Дженнифер Смит

Хьюго качает головой.

– Ты ненормальная.

Мэй пожимает плечами.

– Если тебе станет легче, то для меня все было по-другому.

– Правда? – с довольным видом говорит он, но тут же хмурится. – В хорошем смысле?

Она кивает.

– В очень хорошем смысле.

Хьюго широко ухмыляется, и они возвращаются к еде, но то и дело невольно косятся друг на друга и улыбаются. Его колено снова задевает ее ногу под столом, и Мэй ощущает, как это прикосновение, словно прибой, подкатывает к ее груди и плещется там чудесной, невесомой и блестящей волной.

Спустя какое-то время он кивает.

– Для меня все тоже было по-другому.

Позавтракав, они отправляются гулять по Мичиган-авеню. Их рюкзаки остались в отеле, но Мэй взяла с собой камеру, и когда они проходят мимо чего-то, достойного внимания, – зеленоватой реки, изысканно украшенного здания из белого камня или маленького мальчика в пиратской шляпе – Хьюго ждет, пока она сделает очередной кадр.

– Би-ролл, – говорит Мэй.

Хьюго озадаченно смотрит на нее.

– Что это?

– Кадры со съемок, которые я вставлю между интервью.

Он не может сдержать улыбку.

– Мне нравится, когда ты говоришь кинематографическими терминами. Звучит впечатляюще.

– Ну, это не первое мое родео.

– Это тоже профессиональный жаргон?

– Нет! – смеясь, отвечает Мэй. – Это значит, что я уже делала это раньше.

– Ясно. Но скажи мне, какая связь между би-роллом и родео?

Мэй качает головой, глядя на него, но Хьюго замечает, как она оживилась, когда речь зашла о фильме.

– Мне не хочется, чтобы интервью казались безжизненными. Ведь сам поезд – это тоже часть истории: куда он направляется и откуда. Поэтому я снимаю по дороге, чтобы потом включить эти кадры в фильм: то, как проходят мимо люди, как пролетают в небе птицы, как меняется освещение в городе. А еще основные достопримечательности, классные виды и тому подобное.

Хьюго, ухмыляясь, встает перед объективом.

– А я считаюсь?

– Достопримечательностью? – опуская камеру, говорит Мэй. – Нет.

– Может, тогда сойду за классный вид? – Они стоят посреди тротуара, и люди обходят их с обеих сторон. Он наклоняется ближе. – Не знаю, в курсе ли ты, но я очень-очень классный.

Она смеется, и у Хьюго такое чувство, словно он выиграл приз.

– Может, это и правда, но ты все равно не подходишь.

– Почему нет? – спрашивает парень, когда они снова пускаются в путь, лавируя между людьми, делающими селфи на фоне реки. – Я тоже часть этой поездки.

– Да, но мой фильм об интервью. А не о нас.

Слово «нас» заставляет его улыбнуться.

– Но и ты едешь на поезде. Это и твое путешествие.

– Нет, – резко повернувшись к Хьюго, говорит Мэй. – Оно их. В этом суть.

– Но ведь есть же документалки, где режиссер снимает и себя?

Девушка хмуро смотрит на тротуар.

– Есть, – помолчав, отвечает она. – Но мой фильм не из них.

– Почему?

Мэй внезапно останавливается. Ее глаза горят, волосы спутались от ветра. Она о чем-то глубоко задумалась, и Хьюго считает веснушки на ее носу.

– Потому что, – сосредоточенно отвечает она наконец, – я не знаю, как быть по обе стороны камеры.

Хьюго уже готов пошутить, что сделать это довольно просто – «Тебе всего лишь нужно сделать два шага влево!» – но, глядя на ее расстроенное лицо, он решает промолчать. Ему хотелось бы узнать больше, но он прямо-таки видит, как закрывается окно, как что-то меняется в выражении ее лица. Мэй отворачивается и идет дальше. Парень следует за ней, и они молча шагают по улице. Проходя мимо огромного серого здания, Хьюго замечает вмурованный в фасад камень и спешит посмотреть, что это, чуть не сбив Мэй.

– Ничего себе! – говорит он, когда девушка встает рядом с ним, и показывает на темный валун и высеченные под ним слова. – Он из Великой Китайской стены!

У Мэй округляются глаза.

– Ух ты!

– Посмотри здесь! – возбужденно восклицает Хьюго и отходит левее, к другому камню, белому и неровному. – Колизей! – Его глаза мечутся между многочисленными фрагментами, встроенными в нижнюю часть небоскреба[20]. – Аламо[21]! Собор Святого Петра[22]! Черт побери… а это из Берлинской стены!

Он обходит здание, закинув голову, а Мэй семенит за ним. Хьюго сейчас похож на лунатика, но он ничего не может с собой поделать. Сколько мест, сколько крошечных частичек со всего мира прямо перед его глазами! С открытым ртом он изучает остальные: кусочки парижской Триумфальной арки, Вестминстерского аббатства и Тадж-Махала, камни из Антарктиды, Йеллоустона[23] и даже с Луны. С Луны!

– Просто невероятно! – тихо говорит он, разглядывая камень из Парфенона. Затем поворачивается к Мэй. – Почему я не знал об этом? Почему никто не сказал мне, что это первое, что я должен увидеть в Чикаго?

Девушка смеется его порыву.

– Не знаю. Я сама никогда не слышала об этом месте. Классно!

– Нет, Мэй, – строго говорит Хьюго. – Пицца, которую мы ели вчера вечером, была классной. Или сегодняшние вафли. Но это? Это нечто иное!

До поезда всего несколько часов, и в городе еще так много других достопримечательностей, но Хьюго настаивает на том, чтобы еще побыть здесь и как следует рассмотреть каждый камень, он, как завороженный, бродит вокруг небоскреба. Но даже когда они наконец уходят, он все продолжает думать о том, сколько разных мест представлено здесь, и о том, как смогли вместить целый мир в одно-единственное здание.