Когда луна окрасится в алый - Анна Кей

накатывала неудержимой волной, буквально заставляя ненавидеть.

– Не борись с ненавистью, – вдруг сказала Генко, опуская кончик меча так, что теперь он смотрел не на противника, а в землю. – Научись жить с нею, прими – и она прекратит досаждать тебе.

Тетсуя стиснул зубы и попробовал прекратить подавлять злость. Поначалу казалось, что ее просто стало больше, захотелось выхватить из рук Генко клинок и разрубить кицунэ на части. Но постепенно ненависть и злоба немного утихли, не исчезли, но перестали иметь над ним прежнюю власть. Впрочем, длилось это недолго, и уже через несколько мгновений он вновь ощутил, как негативные эмоции пытаются взять над ним верх.

– Оставь как есть. – Генко все время следила за ним и казалась на удивление удовлетворенной результатами. – Для первого раза неплохо. Я и не ожидала, что ты сможешь справиться с этой задачей сразу же, так что не расстраивайся.

Кивнув в знак не то согласия, не то благодарности, Тетсуя привалился к колонне энгавы, потирая висок. Переменчивость эмоций выматывала сильнее, чем тренировки, так что сейчас он предпочел промолчать и просто следить за тем, что же ему покажут учитель и кицунэ.

Генко стояла так, словно впервые взяла в руки клинок. Вполоборота, со смотрящим вниз лезвием, но не как в ката, а будто держать меч ей было тяжело. Да еще и юката! Обычно кицунэ была в кимоно, но сегодня надела более простой и легкий наряд, однако даже он совершенно не подходил для того, чтобы сражаться на мечах.

Соре явно было плевать на то, как выглядит Генко. Он двигался быстро и решительно, так что облик старика стирался, являя суть – ёкая. Подняв меч, учитель обрушил клинок на голову Генко, но та парировала удар так, будто это ничего ей не стоило. Лицо ее неожиданно совершенно изменилось. Вместо привычной игривости и усмешки сейчас оно отображало пугающее спокойствие и сосредоточенность, так что больше нельзя было считать ее недостойным противником. Даже наоборот – она буквально требовала, чтобы к ней относились с должным уважением.

Юката не позволяла делать широкие шаги, какие часто совершали мужчины, но это вовсе не мешало Генко двигаться легко и свободно. Быстро переставляя ноги, она умело обходила Сору, отражала удары и при этом еще и наносила ответные. Они действительно замедлились, чтобы Тетсуя мог увидеть движения, и теперь он со смесью зависти и восхищения смотрел на развернувшуюся картину.

Становилось очевидно, что мастерство владения мечом заключалось не только в том, чтобы знать все ката, предугадывать движения противника и не быть ничем скованным, но и во владении собственным телом и умении использовать свои сильные стороны. Генко казалась текучей водой: она ускользала от колющих ударов, плавно уводила меч в сторону, а порой обрушивалась на Сору, подобно ливню. Ей не мешала тесная юката: вместо широкого шага лиса предпочитала делать полуобороты и изгибаться всем телом, уходя от клинка.

Гибкая, ловкая и опасная. Пожалуй, эти слова лучше всего подходили ей.

Но все же в какой-то момент Генко устала от того, что не может сражаться привычным ей способом. Дернув оби, она позволила поясу упасть на пол, так что теперь половины юкаты свободно разошлись, обнажая кожу. Тетсуя задохнулся от возмущения и тут же смущенно отвернулся, но, услышав окрик Генко, вновь посмотрел на мечников.

Ни Сора, ни сама Генко никак не отреагировали на произошедшее. Их разумы занимал только бой, так что такая мелочь, как изредка мелькающая голая кожа, совершенно не тревожила их. Даже наоборот, казалось, что возможность Генко двигаться более проворно освободила и Сору, и теперь он принялся нападать более рьяно.

Сражение вышло на другой уровень. Мечи сталкивались все чаще и чаще, лица противников сияли едва заметной жаждой крови, а воздух будто стал гуще и тяжелее.

– А сейчас постарайся уследить за нашими движениями, мы сразимся так, как это делают ёкаи, – ухмыльнулась Генко, и от этой ухмылки Тетсуя вздрогнул.

Скорость их движений возросла так стремительно, что сначала Тетсуя не мог разобрать, кто есть кто. Несколько смазанные силуэты в итоге превратились обратно в ямабуси-тэнгу и кицунэ, которые с такой силой наносили удары, что сталь звенела не от столкновения, а будто от боли. Лисица использовала всю свою врожденную гибкость и грацию, чтобы избегать тяжелых ударов. Она уворачивалась, проскальзывала под свистящим над головой лезвием, обходила Сору так, чтобы оказаться за его спиной и атаковать, но Сора всегда отбивал клинок.

И хотя противники казались равны, Тетсуя неожиданно для себя понял, что ведет в сражении именно Генко. Там, где учитель брал грубой физической силой, кицунэ выигрывала за счет выносливости. Генко выглядела практически так же, как в начале боя, тогда как Сора начал тяжело дышать, а движения его утратили прежнюю твердость. Лоб его был покрыт мелкими каплями пота, дыхание участилось, но он не сдавался.

Генко сама приняла решение завершить бой. Оттолкнувшись от земли, в прыжке не особо высоком, но явно нечеловеческом, она обрушила свой меч на Сору с такой силой, что раздался треск, а через мгновение капля крови стекла по его щеке.

– Сенсей! – Тетсуя ринулся было к наставнику, но рухнул на землю, чувствуя, как раскалывается от боли голова.

– Ну надо же. – Второй раз за день голос Генко звучал сверху. – В нем есть дар! Кто-то из предков когда-то получил благословение ками, раз ты смог уследить за нами, Тетсуя-кун?

– Что? – Он не понял ни слова, давя ладонями на виски. Боль постепенно проходила, медленно и неохотно.

– Ты ведь видел наши движения? Даже заметил, что осколок треснувшего меча Соры-куна поцарапал ему щеку? – Получив утвердительное мычание, Генко удовлетворенно кивнула и продолжила: – Судя по всему, в твоем роду были предки, которых благословили боги. И часть их благодати дошла и до тебя, так что гордись: далеко не каждый человек может поспевать за ёкаями! Правда, ты весьма поздно пробудил в себе божественную благодать, поэтому поначалу будет болеть голова и, возможно, тошнить. Твой разум просто не успевает осознать увиденное.

Тетсуя что-то простонал в ответ, но так ничего и не понял.

Генко попросила Сору отвести ученика домой, а сама тем временем поправила юкату, вновь повязала оби и с довольной улыбкой осмотрела двор. Повсюду виднелись следы сражения, так что, вероятно, даже самый неискушенный деревенский житель сразу же поймет, что произошло. В пылу сражения ни Генко, ни Сора не заметили, как разрушили часть забора, небольшой уличный столик и несколько чучел, на которых обычно оттачивал удары Тетсуя.

Тихо прокашлявшись, Генко добилась желанного эффекта – из дома, неуверенно поглядывая по сторонам, вышли два ёкая. Первый походил на переваренную креветку. Сутулый, с красноватой кожей, с разным количеством пальцев на всех конечностях и настолько длинным языком, что он не помещался во рту и торчал наружу. Аканамэ Соры-куна был практически копией духа, который жил и у самой Генко и отвечал за помывочную комнату.

Второй дух оказался похож на дзасики-вараси, да и относился к тому же виду. Дзасики-бокко отвечал за гэнкан и фактически приветствовал гостей, так что считался главным только в своей части дома. И потому что сейчас именно он был хозяином на землях Соры, пока отсутствовал истинный владелец, дзасики-бокко первым выступил перед Генко и поклонился ей.

– Уберите все так, чтобы никто не догадался о произошедшем.

Отдав приказ, Генко удалилась. Она хотела вернуться домой и заняться каллиграфией, но, конечно же, это не удалось. Стоило ступить в лес, как лисицы, окружившие свою госпожу, сообщили, что ее ожидают два гостя. Причем одного из них лисы явно не приветствовали. Генко удивленно вскинула брови. Не то чтобы ее подчиненные хорошо относились ко всем гостям, но обычно ни на кого так не реагировали.

В облике лисы она весьма быстро добралась до дома и еще на подступах поняла, что же именно так не нравилось подчиненным. Генко сморщила нос от запаха и, став уже на две ноги, с недовольным лицом подошла к энгаве, у которой стояли Карасу-тэнгу и инугами. И если первого она была рада видеть, то второго…

– Ты не мог бы отойти от моего дома? А то провоняет все псиной, – поджала губы Генко, недовольно глядя на высушенную собачью голову в церемониальных одеяниях.

Инугами осклабился, обнажив ряд острых зубов. Лисицы вокруг Генко тут же предупреждающе зарычали.

– Окицу-хико-сама прислал меня. – Инугами был на удивление вежлив, хотя оскалившаяся морда и казалась опасной. С другой стороны, это была только голова, да еще и высушенная, так что утверждать, какие именно эмоции испытывал дух, было сложно.

– Почему тебя? Ему известно,