Неудача в наследство - Светлана Романюк

Шаль эта была ношена явно не первый раз и даже не первый год, несколько потеряла форму, но не яркость. Сухонькая цепкая лапка Лизоньки впилась в пухлое плечо сестры, которая стояла, насупив брови и подав корпус вперёд. Создавалось впечатление, что ежели младшая разожмёт руку, то старшая разъярённым быком рванёт вперёд, сметая на пути преграды.

По правую руку от Аннушки, в коридоре, столпились слуги с Марфой в первых рядах. Было решительно непонятно, массовка это или вовсе — оркестр.

Яркие солнечные лучи врывались в сумрачный холл сквозь высокие арочные окна и скрещивались, освещая композиционный центр картины — замершего папеньку и застывшего с огромнейшим букетом в руках Турчилина. Расправив плечи и выставив одну ногу вперёд, Кречетов, по всему было видно, играл роль комбинированную, даже переходную, от роли героя (победителя дракона) к роли благородного отца семейства. Генерал также метался меж двух образов, так окончательно и не выбрав, что ему больше в этот раз удалось, то ли герой-любовник, то ли шут.

Зрители расположились на втором этаже. Меж столбиками балюстрады вниз смотрел Николенька, а неподалёку от него прямо на перилах сидела Александра Степановна. В этот раз выглядела она младше внука, болтала ногами и лузгала семечки, непринуждённо сплёвывая шелуху на головы главных действующих лиц. Шелуха до голов не долетала, таяла в воздухе, но внезапно и радикально помолодевшую бабушку это не останавливало.

— Я старый солдат… — рокотал генерал, размахивая цветами. — Да что там! В моём случае можно сказать короче. Я старый! Но сердце моё бьётся в пылающей груди и гоняет по венам горячую кровь! Кровь, а не водицу! Не то что у некоторых!

Генерал пару раз резко, со свистом, рассёк воздух букетом. Несколько сиренево-белых лепестков потревоженной птичьей стайкой разлетелись по комнате.

— Ну полно вам, дорогой наш Николай Дементьевич! Вы — и о старости! — подал реплику Иван Петрович.

Аннушка видела, как ловко папенька уклоняется от мелькающих в воздухе бутонов. При этом ему удавалось сохранить вид достойный и радушный.

— Я не о старости! Я о трусости! — возразил генерал с особой экспрессией, вызвав тем самым тень растерянности и недоумения на лице папеньки. — Да разве ж пришла бы мне в голову мысль связать себя с голубицей юной, ланью трепетной?! Ежели бы не обстоятельства! Ежели бы не дошли до меня сегодня слухи…

Маменька и Ольга слаженно ахнули и прижались теснее друг к дружке. Старшая Веленская набычилась ещё сильнее и стала шумно сопеть и фыркать, как закипающий самовар.

— Боюсь, я не вполне понимаю вас, — с неохотой признался Иван Петрович.

— Да что понимать тут? Это ж надо — посередь бала бросить! — вскричал Турчилин и воздел руки с букетом над головою.

Папенька отфыркнулся от сыплющихся на него дождём лепестков и листиков, чуть отступил и растерянно огляделся вокруг, ища глазами хоть кого-то, кто способен выполнить роль суфлёра и подсказать пару слов.

— У меня разведка налажена! Мне всё известно! Это что за молодёжь ноне пошла? Ежели есть приданое —у ног вьются, нет приданого — нет любви! Да разве бы я решился? Мне за всю мужскую братию обидно! Я старик! Я по молодости ещё Александре Степановне романсы пел!

Александра Степановна захлопала в ладоши и быстрее задрыгала ногами, призрачные семечки веером разлетелись из её ладоней и стали исчезать в воздухе, вспыхивая искрами меж кружащихся лепестков.

Аннушка любовалась разворачивающейся перед её глазами фантасмагорией и в глубине души жалела, что, кроме неё, этот эффект никто не видит и оценить не может.

Турчилин опустил руки, немного отдышался и заговорил:

— Я со всей пылкостью моего старого, но искреннего и горячего сердца прошу у вас, Иван Петрович…

Старшая Веленская всхрапнула, дёрнулась особенно экспрессивно и, оставив в руках младшей кружевную шаль цвета фуксии, двинулась к центру событий.

Громкий и немного нервный стук в дверь прервал эту в высшей степени драматическую сцену, заставив генерала умолкнуть, а Веленскую замереть. Все повернули головы. Аннушка лёгким кивком поприветствовала присутствующих, только сейчас обративших на неё внимание, повернулась, распахнула дверь и сразу же отступила в сторону.

В дом вошли новые гости. На сцене прибавилось действующих лиц.

Глава 26. Не в цветах счастье

Коляска тряслась на ухабах, две крепкие, до крайности флегматичные кобылы монотонно взбивали копытами клубы пыли. Михаил искоса поглядывал на приятеля. Тот сидел молча, лицо его было бледно, что по такой жаре вызывало удивление, а взор устремлён вдаль. Руки то лежали на коленях расслабленно, то сжимались в кулаки. В целом выглядел Андрей решительно и даже угрожающе. Молчали. Молчание нарушал лишь кучер, тихонько напевающий под нос приятным густым голосом что-то заунывное.

До усадьбы Кречетовых доехали не спеша, но быстро. Андрей помедлил перед крыльцом, втянул воздуха, как перед прыжком в воду, и, взлетев по ступеням, заколотил в дверь. Михаил вздохнул и закатил глаза. Куда рвётся? Говорено же было: медленно и красиво! А он? Хоть бы букетик какой взял! Ромашек бы полевых по дороге нарвал, что ли… Видно, мужчине умение с женщинами обращаться либо дано, либо нет. Ну, может, из собственного опыта какие-то уроки извлечь можно. «Вот и не стоит мешать другу этот опыт зарабатывать», — решил Михаил и встал за плечом Андрея.

Двери распахнулись на удивление скоро, ещё даже не успела отгреметь дробь стука. Приятели шагнули внутрь, и Михаил закатил глаза. Всё же его первое впечатление от старшей из сестёр Кречетовых было не лишено основания. Похоже — в этой семейке все с легкой сумасшедшинкой. И знакомых себе под стать подбирают.

В центре холла белозубый отставной генерал фехтовал с хозяином дома букетом, возле них что-то зажигательное отплясывала старшая Веленская, а младшая стояла в сторонке и размахивала розово-фиолетовой тряпкой.

Андрей Дмитриевич, впрочем, открывшуюся перед ним картину не оценил. Уронил с порога неопределённо-приветственное слово и рванул вглубь холла, где и бросился на колени перед двумя женскими фигурками, в которых Михаил не без труда опознал Ольгу и её маменьку.

Падал Андрей перед двумя, но, когда склонил голову, стало понятно, что упал перед одной. В наступившей тишине его низкий, подрагивающий от волнения голос зазвучал набатом:

— Ольга Ивановна, — гудел Андрей, — окажите мне честь… Прошу ответьте! Вы станете моей женой?

Тишина, продержавшаяся ещё мгновение после того, как вопрос прозвучал, взорвалась охами, ахами и визгами. Визжала Ольга. Визги перемежались у неё с выкриками:

— Да! Да! Да!

Она бросилась на