Слониха-пациентка - Дэвид Тейлор

Оба смотрителя (Марио не ушел домой после смены) наблюдали за Чу-Лином весь день. Он пил воду, но — в нормальном количестве, не отказывался, как раньше, от пищи и съел даже несколько бамбуковых листьев — хоть и не скажешь, чтоб уж очень жадно. Надо ли говорить, в каком я был подъеме, когда в неурочный час — в семь утра — принял звонок из Мадрида! Дав указания продолжить лечение диуретиками, я откупорил себе к завтраку бутылку шампанского.

Две таблетки в день сотворили чудо. Прошла неделя, а жажда не возобновилась. Зато аппетит у Чу-Лина все возрастал, и вскоре стрелка весов изо дня в день начала мало-помалу ползти вверх. Началось медленное, долгое восхождение по стезе выздоровления, и мы решили попробовать определить минимальную дозу лекарства, которая была бы достаточной для поддержания Чу-Лина на этом пути. Остановились на половине таблетки каждое утро. За месяц пациент набрал 7 килограммов и уже гораздо тверже стоял на ногах. Еще через месяц он весил уж 85 килограммов и подавал первые знаки, что хочет поиграть со своим приемным отцом. Мало-помалу я снизил ему дозу сперва до четверти, а затем и до одной восьмой таблетки в день. Наконец я вообще прекратил дачу лекарства. Ничего не случилось. Чу-Лин снова был пухлым, здоровым, веселым стокилограммовым гигантом, и снова, как прежде, потянулись взглянуть на самого популярного в Мадриде зверя толпы испанских детей. «Чу-Лин! Чу-Лин! Чу-Лин!» — восклицали они, и он умиротворенно сидел себе в тени большого дерева, прислонившись спиной к стволу и возложив передние лапы на брюхо. Его странную болезнь так и не удалось объяснить до конца — на том спасибо, что она больше к нему не вернулась! То, что я снова могу лицезреть, как радуется он своим бесчисленным поклонникам, — лучшая для меня награда.

Следующим, кто в этот год панды поставил передо мною трудную задачу, был приемный отец и товарищ по играм нашего страдальца — старина Чанг-Чанг, что значит «Сильный». Он был поднесен китайским правительством в дар испанскому королю Хуану Карлосу. Сразу, как только я встретил его, я заподозрил, что он был, мягко говоря, не юн, а вступил в пору ранней зрелости. Чем больше я наблюдал его по мере движения лет, тем больше замечал в нем признаки старения (предполагается, что панды живут где-то до тридцати лет). Дареному коню, конечно, в зубы не смотрят, а вот панде приходится. Его зубы, фигура, цвет шубы — все указывало на то, что он отнюдь не юнцом покинул Пекин для путешествия к испанскому двору (у короля имеется дворец недалеко от зоопарка, где специально для Чанг-Чанга и его спутницы Шао-Шао был построен дом).

Однако в 1968 году, когда я пришел к нему с рутинным медицинским обследованием, я заметил нечто более зловещее, чем седину шерсти. В центре прозрачной роговицы каждого глаза развивалось едва заметное невооруженным глазом маленькое вытянутое дымчатое пятно. Эти пятна не доставляли Чанг-Чангу никакого беспокойства, и не было никаких связанных с ними признаков воспаления. Сквозь модную офтальмологическую лупу я рассмотрел, что эти пятна состоят из миниатюрных глобул некоей жидкости, возможно жира, именуемого липидом; эти признаки дегенерации случаются обычно на закате жизни у собак и людей; они, как и морщины, указывают на бегущий перст времени, и если становятся очень густыми и широкими, то поддаются лечению, пожалуй, только путем пересадки роговицы. Найти панду-донора было бы ничуть не легче, чем философский камень. Но я был уверен, что пятна ни своими размерами, ни своим расположением не мешали зрению. Когда я описал состояние Чанг-Чанга доктору Барнетту, ветеринару-офтальмологу, который блестяще сделал для нас ряд операций катаракты экзотическим животным (в том числе впервые в Европе — морскому льву), тот согласился, что пока ничего предпринимать не нужно, кроме регулярного осмотра глаз. (Конечно же таблицы с буквами, которые мы привыкли видеть во врачебных кабинетах, здесь едва ли будут уместны — хотя бы потому, что пандам скорее понадобятся таблицы с китайскими иероглифами!)

Прошло еще много месяцев, и вот однажды Антонио Луис, как обычно, позвонивший мне по телефону, сообщил, что за прошедшую ночь состояние глаз Чанг-Чанга значительно ухудшилось. Левый глаз на расстоянии выглядел сине-белым, а в центре правого появилось белое пятно. Но еще тревожнее было то, что панда стал натыкаться на разные предметы при ходьбе. И вот уже во второй половине того же дня я лечу рейсом «Бритиш эруэйз» в Мадрид.

Старину Чанг-Чанга было не так уж трудно обследовать. Мне не понадобились никакие инструменты, чтобы увидеть, что левый глаз был покрыт язвами вокруг жирового пятна. Эрозии и белые пятна блокировали и нарушали прохождение света. Схожий процесс начинался и во втором глазу. Я был в отчаянии. Потеря Чу-Лина была бы для меня большой трагедией, но не меньшим горем стала бы и слепота Чанг-Чанга.

— Раздобудьте мне лучшего в Мадриде хирурга-офтальмолога. Завтра утром дадим Чанг-Чангу наркоз, — сказал я Антонио Луису.

На следующий день к нам в зоопарк пожаловала очаровательная зеленоглазая леди — доктор Пилар — и провела исследование по моей просьбе.

Различные травмы и заболевания глаз не редкость у экзотических животных. Прежде мне доводилось писать о том, как во время бури водворили на место сместившийся глаз у оленя отца Давида. Когда я начинал свою карьеру ветеринара в зоопарке, немало головной боли доставили мне катаракты у осиротевших животных, вызванные искусственными кормами, содержащими избыток сахара или сахар не того вида, который нужно. В 1976 году, выступая по телепрограмме Би-би-си «Мир вокруг нас» с рассказом о своей работе, я удалил глаз у аллигатора; меня часто приглашают для ампутации хронически вспухшего «третьего века» у львов и тигров. Но животное под названием «гомо сапиенс» предрасположено к большему числу заболеваний дегенеративного типа, нежели многие из моих пациентов, — потому что оно живет дольше, чем большинство из них, а главное, злоупотребляет алкоголем, никотином, странными диетами и прочими такими вещами. Таким образом, в работе врачей двуногих пациентов гораздо большая пропорция хронической дегенеративной патологии, нежели в работе ветеринарных хирургов, которые, в свою очередь, куда чаще, чем «людские» врачи, сталкиваются со случаями острой патологии. Вот почему для меня было столь ценно мнение госпожи доктора Пилар; поскольку эта болезнь развивается у всех млекопитающих, включая человека и большую панду, в общем-то по одинаковому сценарию, то не столь уж важно, что сеньора Пилар никогда прежде не заглядывала в глаза пациентам вроде большой панды.

Да, сказала обаятельная зеленоглазая испанка, мы