Снежная роза - Валерия Вербинина

– Рад, что он оказался лучше, чем я думал.

Только небо знало, как тяжело было Арману произнести эту любезную, типично европейскую фразу.

– Ты надолго в Париже? Когда возвращаешься в свои джунгли? – спросила Наташа.

Она говорила так, словно ей хотелось отделаться от него; но Арман не поверил ей.

– Я пробуду здесь столько, сколько сочту нужным, – довольно сухо ответил он.

– Да? Ну, хорошо. – Она сделала вид, что зябнет, подхватила свою сумочку, поправила вуалетку и поднялась со скамейки. – Извини, мне пора идти. Робер не любит, когда я опаздываю к ужину.

Граф был последним человеком на свете, который вздумал бы пенять своей жене на непунктуальность; но откуда было Арману знать такие тонкости!

– Я надеюсь, мы еще встретимся, – сказал молодой человек, задерживая руку Наташи в своей руке.

– Как друзья, – ответила она беспечно, отнимая руку. – Просто как старые друзья.

Она кивнула ему на прощание и удалилась. Арман стоял и смотрел ей вслед, пока она не вышла из сада, после чего опустился на скамейку и в ярости ударил по ней кулаком.

– А, ч-черт…

Шедший мимо немолодой господин с проседью в темных волосах оглянулся на Армана, но тотчас же поторопился принять незаинтересованный вид и покинул сад. Добравшись до ближайшего бистро, он спросил жетон для телефона и набрал номер, который, по-видимому, был хорошо ему знаком.

– Это снова Жиру, позовите к аппарату господина графа… Да, господин граф, это я. Известная вам особа была сегодня вечером во дворце правосудия, где провела около двух часов, после чего какое-то время кружила по центру. В конце концов, она припарковала машину и отправилась в сад Тюильри. Она сидела там на скамейке, когда к ней подсел мсье Ланглуа. Судя по тому, что я слышал, эта встреча не была запланированной, то есть они не договаривались о ней заранее. Их разговор длился не более двадцати минут и был довольно эмоциональным. Если позволите, вот то, что я запомнил…

И он пересказал, о чем говорила Наташа с бывшим любовником, причем слово в слово передал самые важные реплики.

– Ваше мнение, Жиру? – спросил граф, который, не перебивая, выслушал все, что ему доложил его странный собеседник.

– О чем, месье?

– Вы же там были. Стоит ли мне опасаться этого господина или нет?

– Если позволите, господин граф, я бы ответил утвердительно. Он произвел на меня впечатление человека, который не отступит.

– А она?

– Она не обрадовалась его появлению. Но по моему опыту, месье, нельзя полагаться на постоянство женщин.

– Вы настоящий клад, Жиру, – сказал Робер де Круассе, и собеседник словно воочию увидел, как граф саркастически улыбается. – Благодарю вас за все. На сегодня, пожалуй, довольно… Возвращайтесь домой.

– Да, господин граф.

Человек по фамилии Жиру повесил трубку, достал платок, вытер пот со лба и вернулся в зал.

– Один куантро, – сказал он хозяину.

Проснувшись на следующее утро, комиссар Буало первым делом вспомнил, что сегодня придется съездить на бульвар Сен-Жермен, где жила семья Мориса де Фермона. Надо было проверить информацию о том, что у жертвы имелся пистолет, а также познакомиться с вдовой и выразить ей свои соболезнования.

«Может быть, она сможет рассказать что-нибудь новенькое о Симоне… Лебре проверяет родственников пропавшей. Пока удалось узнать, что мать сейчас живет в Тулузе со своим третьим мужем…»

Без пяти девять он поднялся на второй этаж дворца правосудия, но даже не успел заглянуть к себе, потому что консьерж сообщил ему, что начальник уголовной полиции ждет Буало в своем кабинете – немедленно.

«Начинается», – с неудовольствием подумал комиссар. Он уже видел утренние газеты и примерно представлял себе, о чем будет разговор.

Кабинет шефа был обставлен добротной мебелью красного дерева и неизменно производил впечатление на посетителей, которые впервые переступали его порог, но Буало не видел в нем ничего особенного. Лампа на столе казалась массивнее, чем у комиссара, и абажур на ней был зеленого цвета. Кресла, стоящие в кабинете, были обтянуты темной кожей. За окнами катила свои зеленоватые воды Сена – в точности так же, как пятьсот или тысячу лет тому назад.

– Полюбуйтесь-ка на это, Буало, – после дежурного обмена приветствиями сказал начальник, разворачивая к вновь пришедшему газету, лежащую на его столе.

На первой странице аршинные буквы заголовка гласили:

«Скандал в благородном семействе: аристократ убит манекенщицей».

Комиссар знал, что начальник не ждет от него оправданий. В полиции работают сотни людей, и газетчики из числа профессиональных охотников за сенсациями всегда сумеют найти подход к кому-нибудь из них.

– Симона уже давно не работала манекенщицей, – точности ради проворчал Буало.

– Вы читали статью?

– Нет, месье.

– Здесь говорится, что она скрылась за границей.

– Вот как?

– Ну, не так категорично, но смысл именно таков – со всеми оговорками, которые в ходу у этих господ. «По всей вероятности», «имела более чем достаточно времени, чтобы пересечь границу» и прочее, – начальник внимательно посмотрел на Буало. – Это правда? Она уже не во Франции?

– Пока не могу сказать ничего определенного. Мы ее ищем.

– Буду с вами откровенен, комиссар: если она и впрямь убийца, нам придется попотеть, чтобы добиться ее выдачи. У семьи убитого большие связи, и родственники Мориса де Фермона наверняка захотят увидеть эту особу на скамье подсудимых.

– Если только убийца – она.

– А вы сомневаетесь?

– Я пока еще ни в чем не уверен. Мне нужно больше данных.

– Работайте, но помните: время поджимает. Теперь газетчики от нас не отстанут, – начальник поморщился. – Как вам работается с Тардье?

– Вполне.

– Если нужна будет помощь, лишние люди или какая-нибудь сложная экспертиза, обращайтесь.

– Да, месье. Конечно, месье.

Буало знал, что злиться бессмысленно, но, вернувшись в свой кабинет, все же почувствовал, что разозлился. Некстати вспомнилось, как он расследовал убийства так называемых простых людей – немолодой вдовы старьевщика или мясника с улицы Лекурб, о которых не сообщали на первых полосах газет. И никто не обещал ему всяческую помощь, не подгонял его, да и, по большому счету, не интересовался тем, как идет следствие – разумеется, за вычетом самых близких родственников жертв.