Незваный гость - Б. П. Уолтер

о чем-то. Признаться, все это было весьма абсурдно.

Отец морщит лоб, пристально глядя на меня.

– И какой у нее мотив?

Я едва пожимаю плечами.

– Думаю… думаю, она могла влюбиться в Мэттью. Было несколько случаев, особенно во время нашего отпуска в Хэмптонс, когда ее действия… ну, у меня возникло ощущение, что она хотела завести с ним роман, а он отверг ее попытки.

После этого на несколько секунд воцаряется тишина, а потом отец говорит:

– А Титус?

Внутри что-то обрывается.

– А что с ним? – спрашиваю я, стараясь сохранять голос ровным и убедительным.

– Как он вписывается во все это?

Я обдумываю вопрос. Обдумываю множество вариантов ответов. Затем говорю со всей уверенностью, которую могу собрать:

– Никак. Он не имеет к этому никакого отношения.

Отец хмурится сильнее, а когда говорит, его голос даже ниже и тише, чем раньше.

– Думаю, это первый раз с твоего детства, когда ты мне нагло врешь.

Он как будто выстрелил в меня. Я поворачиваюсь к маме, которая смотрит на ковер перед собой, затем поднимает глаза на Джейкоба и Питера. Оба выглядят мрачно и, в случае первого, немного смущенно. Больше не в состоянии выносить это странное вмешательство, я встаю.

– Я не могу, – говорю я, зная, что мой голос звучит слабо, как у впечатлительного подростка. – Я ухожу.

– Сядь, – строго велит отец.

Питер встает напротив меня и кладет руку мне на плечо:

– Чарльз, дорогой, пожалуйста, сядьте, чтобы мы могли обсудить, чем можем вам помочь. Мы не дураки. Мы знаем, вчера вечером случилось нечто, что вы нам не рассказываете, что пытаетесь скрыть от полиции. Мы с вашим отцом пытаемся объяснить, что можем думать на шаг вперед и выработать план действий.

Я отхожу назад, чтобы избавиться от его руки на моем плече. Мне дурно, что меня трогает человек, которого я едва знаю, такой человек, как он.

– Не трогайте меня, – внезапно злюсь я. – Может, вам и нужна была помощь моего отца, чтобы избежать тюрьмы, но это, вероятно, потому, что вы чертовски виновны.

Теперь встает мама:

– Пожалуйста, Чарльз, просто сядь, чтобы мы могли разобраться, пока все не вышло из-под контроля.

Я игнорирую ее и иду к двери.

– Увидимся на Уилтон-Кресент, – говорю я, уходя. – Наслаждайтесь своей маленькой компанией.

– Чарльз, – пронзает темноту коридора голос отца. – Ты уже совершил много серьезных ошибок относительно этого дела. Пожалуйста, не добавляй к ним еще одну.

Я молча выхожу за дверь и позволяю ей защелкнуться за спиной. Малькольм поднимает голову и, увидев меня, идет открывать дверь машины, но я разворачиваюсь на пятках и иду прочь от него и от дома в сторону Темзы.

Около десяти минут я иду по дороге, которая змеится вдоль реки в сторону Челси. Дойдя до границы Белгравии, я поворачиваю направо и спускаюсь по ступенькам к остаткам старого канала Гросвенор. Там я сажусь и обхватываю голову руками. Лунный свет отражается в поверхности воды, бликуя где-то на краю зрения. Я знаю, что поступил глупо. Я знаю, что наделал ошибок. И хуже всего, я знаю, что все сказанное сегодня отцом – о моей глупости, ошибках, незнании что делать – совершенно верно. Вероятно, придет время, когда мне понадобится его помощь и помощь его сомнительных знакомых. Похоже, они с мамой уже поняли, что на самом деле произошло тем вечером. И скоро полиция тоже это поймет.

Глава 20

Рейчел

За семь месяцев до

– Почему ты плакала возле копировальных машин?

Заместитель руководителя департамента связей с общественностью и маркетинга «Стримлайна», Эдвард Рекс, откинулся в своем кремовом кресле, его лицо не выражало ни капли сочувствия.

Я шмыгнула носом, промокая глаза салфеткой, которую по-хорошему следовало бы выбросить в корзину для мусора и заменить.

– Извините. У меня сейчас непростое время. Просто… ну, Рождество было трудным.

Его лицо оставалось равнодушным, хотя он провел по нему рукой, чтобы убрать с глаз рыжую челку. Когда он не ответил, я добавила:

– Всего лишь личные причины.

Я надеялась, что он подумает, что у меня проблемы с парнем или что-то такое. До этого случая мое взаимодействие с Эдвардом было редким и кратким, и мне было неловко, когда он обнаружил меня рыдающей за копированием пресс-релиза.

– Я понимаю, что эта работа, вероятно, не очень интересна тебе, Ракель, и не стану врать: ты здесь только потому, что София настаивала на твоем назначении. Почему так, я еще не выяснил. Но – позволь сказать вежливо – ты просто не похожа на девушку «Стримлайн». Ты не стараешься, – он использовал этот момент, чтобы обвести взглядом мою серую юбку, белую блузку из сэконд-хэнда и темно-серый кардиган. – И не интересуешься уходом или косметикой.

Это было нечестно. Я пользовалась косметикой – по крайней мере немного – и сложно интересоваться бальзамом для губ или подводкой для глаз, когда все, что я делала, лишь скрепляла степлером протоколы собраний и выбрасывала старые документы из офисных шкафов.

– Простите, – только и смогла сказать я.

– Словом, Ракель, я думаю, что, возможно, эта индустрия не для тебя. Брат моей жены был таким же: не имел никакой склонности к офисной обстановке.

Он меня выгонял? Я подумала, что это не может быть так просто. По крайней мере пока София в отъезде. Я глубоко вздохнула и попыталась собраться с мыслями, когда в дверь легко постучали.

– Извините, что прерываю, но я ищу… А, вот ты где!

Эдвард округлил глаза, и я обернулась. В дверях стояла Мерил, стильная, как всегда, в безупречном кремовом пальто до колен и с очень дорогой на вид сумочкой.

– Так приятно тебя видеть, Рейчел. На самом деле я как раз искала тебя.

Мерил приветливо улыбалась и выглядела спокойной и собранной, как будто принимала гостей в собственной гостиной. Она вошла в кабинет без приглашения, и Эдвард сразу же встал.

– Мерил, я не знал, что вы навестите нас сегодня.

Мерил улыбнулась шире.

– Знаете, Эдвард, я в последнее время очень скучаю по офису. Я все время рассматривала идею вернуться к более постоянной роли в управлении. Но, полагаю, уже привыкла к праздной жизни.

Она подошла и села на стул рядом с моим, устроив сумочку на коленях. Эдвард молча сел обратно.

– Знаете, что мой отец сказал мне, когда мне было двенадцать? – продолжала Мерил. – Я росла на Лонг-Айленде и, вероятно, слишком привыкла к комфортной жизни, которую обеспечивала мне семья. Мой отец, он был очень мудрым человеком, делал лучший в мире сидр. Но неважно, однажды он сказал: