Плод чужого воображения - Инна Бачинская

Монах пришел первым. Митрич, старый добрый Митрич, бросился ему на шею и прослезился. Он славился сентиментальностью, как многие немолодые холостяки, а также склонностью… как бы это поделикатнее… скажем, к собиранию слухов, чему немало способствовала маменька, с которой он проживал. Эта милая и живая дама знала о событиях в городе все, а если не знала, то домысливала, так как обладала богатым воображением. Митрич всегда живо интересовался криминальными хрониками и, бывало, подсказывал Монаху и Леше Добродееву кое-что из домыслов старой дамы. Ушлый журналист только головой крутил и открывал рот: откуда дровишки?

– Митрич, прекрасно выглядишь, – сказал Монах, похлопывая друга по плечу. – Как жизнь?

– Крутимся помаленьку, – отвечал Митрич. – Ты тоже выглядишь – дай бог всякому. Посвежел, загорел… С моря?

– С дачи, в Песках. Навещал друзей…

– Это там, где убили женщину?

– Ну, Митрич, снимаю шляпу! – воскликнул Монах. – Там.

– И ты расследуешь? А Леша?

– Расследую… громко сказано. Прима-балерина – майор Мельник, а я на подтанцовках.

– Кстати, как нога? Не беспокоит? – вспомнил Митрич.

– В порядке. Леша на подходе. Проездом из Европы, учил коллег основам мастерства.

– Коллег? Журналистов?

– Ну! Наш Леша – гиена пера, как сказал классик, он такому научит…

– Леша! – обрадовался Митрич. – Леша пришел!

Журналист Алексей Добродеев степенно подошел к столу, степенно поздоровался.

– Ты только посмотри на него, Митрич! – воззвал Монах. – Каков лоск! Костюмчик, новая бабочка, штиблеты… В Европе прикупил?

Добродеев обнялся с Монахом, потом с Митричем.

– Бабочка старая, – сказал, освободившись из объятий. – Митрич, можно пивка? В горле пересохло, чертова жара!

– Бегу! Ты, Леша, вернулся очень вовремя, – сказал Митрич уже на ходу. – У нас убийство!

– Мне тебя очень не хватало, – признался Монах. – Как семинар?

– Нормально. Утомительные представительские моменты, кофе, ланчи, весь этот официоз, приемы, круглые столы… Устал как собака. Да еще постоянное общение на трех языках, невозможно расслабиться. Они все-таки другие, Христофорыч, что ни говори. Восток и Запад…

Появился Митрич, толкая впереди себя тележку с визжащим колесом.

– Ты знаешь три иностранных языка? – Митрич выхватил из речи Добродеева упоминание о языках.

– Я свободно владею шестью, – скромно сообщил Добродеев. – Без словаря.

– Шестью? – поразился Митрич. – Не считая родного?

– Именно.

Монах ухмыльнулся и поднял глаза горе́. Ну, Добродеев, ну фантазер! Пару месяцев назад им попалась на улице пара туристов из Британии, и Добродеев взялся растолковать им, как добраться до Пятницкой церкви. Он размахивал руками, пыхтел и надувал щеки, вокруг собралась небольшая толпа сочувствующих, и наконец общими усилиями, туристов послали в нужном направлении.

Восхищенный Митрич споро разгрузил тележку, расставляя на столе запотевшие бокалы пива и тарелки с бутербродами, известными под кличкой «фирмовые Митрича» – с маринованным огурчиком и копченой колбасой, его личное ноу-хау.

– За возвращение! – Монах поднял бокал.

– За дым отечества! – Добродеев тоже взял бокал.

– Ну-с, что там у нас произошло, Христофорыч? – начал он, прожевав бутерброд. – Куда мы опять встряли?

– Слушай. Несколько дней назад я встретил знакомого, доктора Владимира Семеновича, друга покойного режиссера Левицкого. Помнишь такого? – Добродеев кивнул. – Он пригласил к себе на дачу, я согласился. На второй день моего там пребывания была убита его соседка, некая Ирина Рудник, владелица спа-салона «Баффи».

– «Баффи»? Знаю, на проспекте Мира.

– Приходилось бывать? – не удержался Монах.

– Видел вывеску. И?..

– Ее нашли в овраге около дачного кооператива, дело ведет наш майор Мельник. Обходил соседей, вышел на меня. Он стучит ни свет ни заря, я открываю и… немая сцена! Представляешь картину?

– Удивился? – хихикнул Добродеев.

– Не то слово. Накануне вечером она отправилась на встречу с подругой… по ее словам, вернее, по словам ее супруга, прошла мимо калитки Полковника – у соседей были обычные посиделки, они дружат между собой. Я тоже был, Доктор привел. Ее супруг Денис, сестра…

– Супруг присутствовал? Значит, алиби! – перебил Добродеев. – Полковник настоящий? Нам в газету все пишет некий активист по фамилии Бура. Полковник Бура. Странный псевдоним. Мы с ним однажды пили кофе в нашем буфете…

– У супруга алиби, ты прав. Полковник самый что ни на есть настоящий, красавец-мужчина в самом соку. Бура – настоящее фамилие. Эта женщина, Ирина Рудник, прошла мимо калитки и помахала нам. Сестра пришла минут через пятнадцать, помогала ей собраться. Она живет с ними… почему-то.

– Что за личность?

– Неблагополучная, несчастная, некрасивая, зовут Зина. Любит Дениса, терпит издевательства сестры… Терпела. Есть своя квартира, но живет с ними. Сестру ненавидела и завидовала, в чем призналась при личной беседе. Сейчас казнит себя. Такие, как она, всегда найдут за что. Эти люди появились в кооперативе около месяца назад, дом пустовал чуть не двадцать лет, после смерти деда Дениса. В городской квартире ремонт, и они переехали. Дом старый и страшный, сад одичал. Не сад, а дебри. Соскучились и пришли знакомиться к соседям – там каждый вечер собирается компания, приличные люди, общаются, беседуют. Ну, они и пришли. Но не вписались.

– Почему?

– Разность потенциалов. Чужаки оказались бесцеремонными, кроме того, Денис пьет. Он богема, художник и архитектор. Спец по фонтанам. Отношения свободные – он не знал, с кем и куда отправилась супруга. Они все время цапались, не стесняясь новых знакомых. Не комильфо, одним словом, и никому не понравились.

– Ты сказал, ее сестра появилась через пятнадцать минут?

– Зришь в корень, Лео. Пятнадцать или двадцать… Тебя интересует, могла ли она убить сестру? Меня тоже интересует. Ненависть, зависть, безнадежная любовь… – Монах пожал плечами. – Не знаю. Не думаю. По времени не получается. И вот тут интересно, что накопал Мельник. Он, как ты понимаешь, мне не доложился. Ирину мог убить некий Икс из трех групп потенциальных убийц: свои, включая мужа, сестру, друзей, сослуживцев, брошенных любовников и врагов; новые дачные соседи, правда, не могу представить себе мотив, и, наконец, случайная босота, которая собирается в роще. Полковник, кстати, без продыху пишет на них жалобы в полицию, но безрезультатно. Характер у жертвы был сложный – не успела появиться в компании, как зацепила местную красавицу Инессу, бесцеремонно вела себя с другими…

– Это не мотив, – заметил Добродеев.