Плод чужого воображения - Инна Бачинская

– Есть! Я желала ей смерти! – выкрикнула Зина. – Я ее ненавидела! И ее, и себя! Если бы вы только знали, как я ее ненавидела! Я мучаю себя сейчас…

«Ого, это безликое существо способно на сильные чувства», – подумал Монах и произнес вслух:

– Все мы иногда ненавидим наших близких, они бьют больнее. Она умерла не из-за вас. Хотите совет?

Она смотрела на него напряженно, приоткрыв рот; на скулах появились красные точки. Кивнула.

– Поменяйте имидж, как говорят. Образ жизни. Смените одежду, выкрасьте волосы… да хоть в рыжий цвет. Вы молодая женщина… Встряхнитесь. Езжайте куда-нибудь… в Египет, в Турцию… Куда угодно!

Она продолжала смотреть на него, по лицу ее текли слезы; он не был уверен, что она его понимает.

– Кстати, что за история с погибшим мальчиком? Кирилл, кажется?

– Бегал за ней… За ней все бегали. Они встречались, а потом она его прогнала. Он дежурил под домом, ходил следом как побитая собака, а она смеялась. А потом мы узнали, что он повесился… Из-за нее… Это кара! Учился на третьем курсе политеха…

– Какие отношения у вас с Денисом? – вдруг спросил он.

– Денис хороший! – Она оживилась. – Ира мучила его. Он стал пить… Они плохо жили, часто ссорились. Ира не понимала его. Денис хотел с ней развестись, но она не давала, у нее были любовники, я видела!

«Конечно, не понимала, куда как сложно. И любовники, куда ж без них», – вертелось на языке у Монаха, но он, разумеется, этого не сказал.

– Он очень переживает… – Зина, казалось, поняла. – Он казнит себя. Вы не представляете себе, это такой человек! Художник! Талант! Он не поднялся из-за нее…

Любовь! Вдруг осенило Монаха. Она же его любит! Потому и лепилась к ним… Интересное получается кино, ребята! И что теперь? Не даст ему покоя? Замучит вниманием и заботой? Будет смотреть глазами больной коровы? Я бы на его месте рванул от нее куда подальше…

– У вас есть жилье?

Она кивнула:

– Квартира родителей.

Монах хотел сказать, что ей необходимо убраться отсюда и от Дениса и начать новую жизнь, но что-то подсказало ему, что это бесполезно. Не сейчас…

– Зиночка, вы не против… – Он тронул ее за плечо. – Я бы хотел слегка оглядеться, мне интересно, как детективу… Подождите меня наверху, лады?

Она кивнула и шагнула от озерца. Он провожал ее взглядом; она, цепляясь за кусты, полезла наверх. В ее черном платье, узкой спине и тонких руках была такая безнадежность, что он невольно крякнул и поспешно отвернулся.

Все мы болтаемся на коротком поводке у судьбы, и хрен сорвешься…

Он совершенно забыл о ней. Наклонившись, рассматривал сырую землю с отпечатками чьих-то ног, сознавая, что там могут быть следы убийцы; изучал сломанные стебли, шевелил подобранным прутиком в зарослях в надежде найти хоть что-то: клочок бумаги, окурок, огрызок, но так ничего и не обнаружил. Даже если здесь раньше и было что-то, то теперь уже не было ничего – местность была прочесана на совесть. Разочарованный Монах вспомнил о Зине, только когда с трудом, задыхаясь и чертыхаясь, порезав руку о жесткий стебель, взобрался по крутому склону наверх. Женщины там не было – она ушла, не дождавшись его. Сбежала. Странная особа, однако. Мысли Монаха переключились на Зину, и он стал вспоминать, о чем они говорили. Она сказала, чувство вины… Вот так взяла и выложила как на духу совершенно чужому человеку… Чувство вины за что? Ее всю жизнь обижали, а у нее чувство вины? Она ненавидела сестру, но жила в ее доме… из-за Дениса? Чувство вины за то, что ненавидела? Или… за что? Он представил, как Зина спешит вслед за сестрой в рощу, подкрадывается поближе и бьет ее… чем-то, а потом тащит вниз по склону, чтобы спрятать… Способна ли она на убийство? Ненависть, любовь, ревность, зависть… гремучая смесь. Дьявольский коктейль. Убила, а потом побежала ужинать с соседями? Спешила, должно быть… Любаша, кажется, сказала, что она пришла минут через пятнадцать после того, как Иричка прошла мимо калитки. «Не получается, – подумал Монах то ли с разочарованием, то ли с облегчением. – Не успела бы…»

Мысль тем не менее его заинтересовала, и он стал прикидывать и так, и этак, сколько времени ей могло понадобиться, чтобы провернуть… всю операцию и вернуться к столу. Не факт, что через пятнадцать, может, позже. Она фигура незаметная, вряд ли кто-то засек точное время…

Он бродил по роще в поисках места, где напали на жертву. Примятая трава, сломанная ветка…

Зачем тело жертвы затащили в овраг? Зачем столько усилий? Скрыть место, где это произошло? Монах был уверен, что дотошный майор Мельник без труда его определил. Так зачем? Нервишки сдали? Попытка спрятать? В темноте? Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. А если все было совершенно не так? Черт! Это же очевидно… И что бы это значило?

Он вздрогнул от треньканья синички – подал голос его айфон. Интересная мысль тут же упорхнула. Монах в досаде выхватил аппаратик из кармана. Звонил журналист Леша Добродеев, он же Лео Глюк, верный друг и соратник Монаха, подставляющий плечо под самые странные его идеи, он же золотое и изрядно бессовестное перо «Вечерней лошади», о котором мы уже упоминали. С прозвищами Пионер, Лоботомик, Живчик… и т. д. любовно налепленными на него коллегами и друзьями за прыжки – несмотря на изрядный вес, – энтузиазм и оптимизм, а также за склонность к привиранию и сплетням. Привиранию… мягко сказано! Откровенному вранью! Но исключительно для пользы дела. Они познакомились совершенно случайно пару лет назад, работая над делом об убийстве девушек по вызову, подружились и основали известный уже читателю Клуб толстых и красивых любителей пива и подвешивателей официальных версий, главным кредо которого было: вставить фитиля родной полиции и лично майору Мельнику – имелся между ними некий счетец…[3]

– Лео! – обрадовался Монах. – Ты где? Дома? Вернулся? Надо сбежаться! Не-мед-лен-но. – Он посмотрел на часы. – В «Тутси», ровно в полдень.

– Не могу, Христофорыч, честное слово, отчет поджимает…

– У нас на руках убийство! – перебил Монах. – Майор Мельник в деле.

– Убийство?! Майор? Кто жертва? Я ее знаю?

– Все при встрече, Лео.

– Буду. Ровно в полдень у Митрича. До встречи.

Монах спрятал айфон в карман и неторопливо зашагал из рощи…

Бар «Тутси» и легендарный Митрич, владелец его. Кто в городе не знает бара «Тутси» и Митрича! Среди солидных людей и интеллектуалов таких нет. Приятная, спокойная, даже домашняя атмосфера, никакого мордобоя, криков и ненормативной лексики; красивый интерьер, уютно бормочущий телевизор над стойкой бара, создающий комфортное глазу цветовое пятно; милая девушка, поющая по субботам; коллекция фотографий знаменитостей, почтивших, так сказать, своим присутствием, зачастую на пару с Митричем, и обязательно кудрявый автограф. Имеется у Митрича такая маленькая невинная слабость – любит он местных и заезжих знаменитостей, а особенно футболистов. И друзей у него немерено. Монах и Леша Добродеев – в авангарде…