Когда умирает король - Элина Бакман

— Что именно? — спрашивает Хейди и достает из кармана баночку снюса. Привычным жестом табак проскальзывает в ложбинку между десной и нижней губой.

— Убить человека посреди большого города и оставить для полиции труп у всех на виду.

— Большого города! — Хейди заливается смехом. — Серьезно? Это Хельсинки-то?

Яну не смешно. Он чувствует соленое море на своем лице и дает порывам ветра освежить разум.

— По количеству убийств Хельсинки уже давно наравне с большими городами, — говорит Ян, игнорируя смех коллеги. Большой и серый город смерти.

После обеда Ян едет в Вантаа, где находится главный офис ЦКП, обсудить с руководством дальнейший ход расследования и количество ресурсов, которыми их группа располагает, занимаясь этим убийством. Прокурор, Мертанен и Ян выбрали для разговора небольшой конференц-зал. Кофе в стаканчиках подходит к концу, когда телефон Яна начинает вибрировать. Звонит отец.

— Извините, это срочно, — говорит Ян, хватает телефон со стола и выходит в коридор. Мертанен наблюдает за ним исподлобья.

Отец здоровается и тут же замолкает. Ян сообщает, что у него прямо сейчас идет важное совещание. Что-то срочное? Отец говорит, мол, нет, ничего такого. Просто до него внезапно дошло, что есть птички, по названию которых сразу понятно, какие звуки они издают при пении. Потрясающе удобно, подумать только.

— Ну… да, — говорит Ян. Ему не хочется подгонять отца, но сейчас все эти милые байки действительно не ко времени.

Глава пресс-службы полиции приветствует Яна, проходя мимо по коридору с встревоженным видом. Ян напряженно кивает в ответ.

— Ну, там, курица или цыпленок, сова-сплюшка, — продолжает отец. — Вот они такие.

Ян слушает отца вполуха, посматривая через стекло в конференц-зал, где продолжается совещание. Прокурор и Мертанен предельно серьезны.

— В английском языке такой птичкой будет, допустим, кроншнеп. Curlew, ке-лю. Но нет, кроншнеп.

— Точно, — говорит Ян.

— Почему бы не келюн, к примеру? Было бы намного легче распознавать звуки. Логичнее было бы, — рассуждает отец и опять смолкает. — Келюн пополнил бы компанию курицы и совы-сплюшки. — Опять пауза.

— Ну, а так-то все в порядке? — решается спросить Ян, когда пауза затягивается. По какой-то причине ему всегда тяжело и неловко спрашивать отца о том, как тот себя чувствует. Отец всегда держался молодцом — или делал вид, по крайней мере. Всегда был весь в работе, и отцовский мир в глазах Яна зиждился на вполне конкретных идеях и проектах. Яну приходит в голову мысль о том, что у отца сегодня выходной.

— Все в порядке, — отрезает отец. Слишком быстро. И снова молчание. — Говорят, с-сегодня ночью ей стало хуже, — сообщает он, слегка заикаясь.

— Мгм, — сразу реагирует Ян. — Приеду, как только смогу.

— Хорошо, — говорит отец и кладет трубку.

В полной задумчивости Ян возвращается в конференц-зал. Остаток совещания превращается в некое подобие щебета, который он, конечно, слышит, но не до конца разбирает. У них остались сутки до того, как пресса обнародует сведения об убийце с клеймом. А вот о том, сколько осталось маме, не знает никто.

Хейди внимательно и долго смотрит на Яна по возвращении того с совещания. Ян понимает, что от проницательной женщины не укрылась его грусть, но говорить об этом именно сейчас — выше его сил. Хейди явно спешит, и ему не хочется утомлять ее всем этим. Яна гложет ощущение того, что расследование зашло в тупик. У них труп Ларса Сундина, выжженное на теле клеймо и… все. Больше ничего, по сути-то. На горячую линию звонки, конечно, поступают, но содержание сообщений, мягко говоря, сомнительно. Психи и товарищи, которым нечем заняться, названивают с поразительным упорством. Понятно, что их фантазии только мешают расследованию. Территорию вокруг дома Ларса еще раз прочесали, но опять вернулись ни с чем.

Ян смотрит на телефон. Очередной звонок. Номер не определен. Ян думает на многочисленных журналистов с чрезмерно пытливыми умами. Присутствие прессы создаст дополнительное давление на полицию, хотя в ход расследования репортеры вмешаться и не смогут — было бы во что вмешиваться. Яна подтачивает необъяснимый страх, предчувствие того, что некто играет с их временем: сейчас великодушно позволяет вот так прохлаждаться, а потом вдруг решит подкинуть улик. Ну а им остается лишь надеяться, что подкинутые улики не окажутся трупами.

3 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА

Саана прячет мобильник в карман. Она стоит в очереди на кассу в S-Market. Несмотря на то что людей перед ней всего ничего, никакого движения не происходит. Саана вытягивает шею, чтобы глянуть поверх пожилой женщины на то, кто там притормаживает на кассе. Оказывается, дело еще и в кассирше, вовсю любезничающей с покупателями. Саана тут же вспоминает, где находится: в Хартоле, в месте, где никто никуда не спешит. Кассирша с удовольствием обменивается новостями с клиентами — почему бы и нет? И хотя Саана и сама не особо торопится, от чужой неспешности ее все же слегка потряхивает. В очередях у нее всегда активизируется встроенный механизм беспричинного беспокойства.

На сей раз в корзине Сааны лишь картофель, лакричные конфетки и ванильное мороженое. Тетя пообещала приготовить знаменитую уху. Волшебный бульон уже варится, а вот молодая картошка не подоспела, пришлось докупать. На десерт будет мороженое с клубникой.

Саана косится на очередь в соседнюю кассу. Кажется, будто та рыжеволосая кассирша как-то порасторопнее. Саана меняет очередь, подспудно понимая, что это мало чем поможет. Она собирает волосы в конский хвост и мысленно посмеивается над собой, наблюдая за тем, как покинутая ею очередь внезапно приходит в движение. Потому что нечего было перебегать. Вот и пускай стоит теперь, вкушает местную неторопливость. Саана разглядывает пачки жевательной резинки и шоколадные батончики, разложенные около кассы, и старается придать своему лицу доброжелательное выражение.

— Вам нужен пакет для замороженных ягод? — спрашивает кассирша, глядя на Саану.

— Нет, спасибо, — быстро отвечает та. Уму непостижимо, как за какие-то пару лет все кассирши в Финляндии выучились на автомате спрашивать про эти дурацкие пакеты.

Саана сгребает покупки в холщовую сумку, оставляя при себе только пачечку лакричных конфет. Она обожает лакрицу. Конечно, лучшую лакрицу до сих пор делают в Коуволе, но ее еще поди найди. Остается довольствоваться конфетками «Панда» — этого добра везде полным-полно. Саана вспоминает, как в детстве ездила из Хартолы на завод фирмы «Панда» в Вааякоски. Она запихивает в рот целую горсть мягких, скользких конфеток и с наслаждением смакует получившийся лакричный комок на пути к велосипеду. В паре метров от своего железного коня Саана замечает прикрепленную к корзинке багажника бумажку. Она может поклясться, что до похода в магазин никаких бумажек там не было.

«Не вмешивайся не в свое дело. Дай Хелене покоиться с миром». Такое вот послание.