Неизвестный Тарковский. Сталкер мирового кино - Ярослав Александрович Ярополов

история и состоит?). Итак, сколь богата и неиссякаема ни была всегда Россия на таланты, рождение их и восхождение – во все эпохи и провалы своей истории неумных рук у нее всегда оказывалось столько, что это изобилие талантов ни в какие времена никогда не поспевало ускользнуть от них и увернуться. Ну нельзя же назвать «головами» то, что давило Тарковского. Только «руки». Вот эти вот самые. Да одного ли только его? Во все времена… Во всех областях человеческого знания и творчества. С чего в свое время «Слово о полку Игореве» на 600 лет потеряли? Иго виновато? Сейчас… Кроме татарского ига, которому, вполне естественно, было наплевать на нашу гордость и культуру, своих дураков и разгильдяев с тем же «татарским» отношением к нашей культуре мало было? Чудо еще, что нашли. Найдем ли книгу академика Вавилова, писанную без всякого татарского ига в наше время в нашей тюрьме?.. Я не очень хорошо помню ужасы татарского ига, но ужасы ига наших неумных рук – вот они! Здравствуют по сей день. И, как это ни печально, кажется, ни на пенсию, ни в отставку, ни в архив не собираются…

А Тарковский… Вроде бы я отвлекся от темы «Тарковский»… А вроде – и нет. Потому что тема России, всех ее бед и тягот и загадок, так до сих пор никем не постигнутых и не разрешенных, была самой ключевой, самой становой, самой больной и неотпускающей темой моего Тарковского, того, которого я знал.

Особенно близки мы с Андреем не были. Хотя я снялся у него в двух фильмах, хотя где-то в застолье, поднимая за меня тост, он однажды сказал: «Я не имею чести быть другом Юры…» – стало быть, дружбу со мной вроде почитал за честь; хотя был я у него дома раза два-три (раз где-то на проспекте Мира, потом на Мосфильмовской), пару раз он у меня был. Когда у меня произошли крупные сложности, он при встрече очень участливо справился: правда ли или брешут люди? Но вокруг него всегда столько толпилось народу… В шутку ли, а может, не совсем, он опасался переезжать к «Мосфильму», потому что «будет приходить… (такой-то) – за жизнь толковать…» (Слава богу, называл не мою фамилию.) Так что народу вокруг него и без меня хватало.

Больше всего я как гражданин, как личность, как некая условная единица восприятия культуры, что ли, если можно так выразиться, – больше я получил все-таки от его фильмов, чем от личного общения. Да, наверное, это и правильно. Чего бы стоило его творчество, если бы личное общение с ним давало больше, чем общение с его творчеством?

Он всегда ориентировался, адресовался, рассчитывал как-то на умного зрителя. Он стеснялся делать фильмы для дураков. Вся советская кинематография, в подавляющей своей массе, не стеснялась, а он стеснялся. Может, именно поэтому руководство «не понимало» и не принимало Тарковского? Руководство знало, какой и чьей страной оно руководит, а этот… Упрямо делает и делает фильмы для каких-то… ну, явно же не из этой страны!..

Что же лично мне дают фильмы Тарковского? Тарковский для меня является… представляется мне нормальным режиссером кино (как Шаляпин был нормальным оперным артистом, Пушкин – нормальным поэтом, Рахманинов – нормальным композитором и т. д.). Все остальные, ну, не все, конечно, но все-таки подавляющее большинство – кто к этой «норме» приближается, кто стремится, кто только мечтает, а кто и… (и очень немалое количество!) движется в диаметрально противоположном направлении. Как-то примерно так же он и сам считал: когда очередное мосфильмовское руководство не принимало очередную его картину (не помню, не то «Зеркало», не то «Сталкер»); оно, руководство, мотивировало это свое неприятие тем, что, дескать, «не понимает», о чем картина.

– Ну и что? – отвечал Тарковский. – Я не понимаю ни единой картины, которые выпускает «Мосфильм». Кроме «Калины красной». Вот это я понимаю, а больше ни одной не понимаю – ну и что? Тем не менее все они выходят…

Шукшина, стало быть, он воспринимал как «норму», а все остальное – «не понимал»…

На Днях советского фильма в Польше в 1985 году, когда там только-только улеглись волнения, связанные с «Солидарностью», в одном из киноклубов меня спросили о моем отношении к Тарковскому и, в частности, к фильму «Андрей Рублев», в котором я снимался (Тарковский в это время был где-то за границей, информации о нем у нас не было никакой, фильмы его не шли). Я понимал, что вопрос был не «невинный». Ну, не провокация, но во всяком случае, как у нас выражаются, «проверка на вшивость»: буду ли я выкручиваться и как?

Я ответил, что считаю – это не официальное мнение нашей кинокритики, кинополитики, а только мое, личное, частное, – так вот, я считаю «Рублева» обыкновенным (то есть нормальным!) гениальным фильмом. Что, по моему мнению и соображению, он, «Андрей Рублев», занимает в русском кинематографе примерно такое же место, как «Война и мир» Толстого в русской литературе.

Как русская литература, русская художественная культура (и Пушкин, и Гоголь, и Толстой, и Герцен, и Салтыков, и Чехов, и многие-многие другие из XIX века, Шолохов, Булгаков, В. Ропшин (Б. В. Савинков) и другие из нашего минувшего XX) учили меня любить Родину… Понимать ее, узнавать и – любить; ужасаться, сокрушаться и содрогаться ее трагическим, непоправимым ошибкам и тем несокрушимее, неистребимее ее любить, так и Тарковский (для меня) тихо и скромно, но твердо, достойно, неискоренимо встал в этот ряд и продолжил ту же миссию.

Как-то в интервью японский корреспондент мне заметил: «Очень интересно было услышать, что вы подчеркиваете реалистичность творчества Тарковского в «Андрее Рублеве». А мы за рубежом знаем Тарковского как великого мастера символического кино. Причем знаем, что в этом тайна и привлекательность его творчества». Ну, не знаю, в чем там тайна и привлекательность Тарковского за рубежом, я говорю о себе (могу говорить только о себе), о своем отношении к Тарковскому, своем восприятии его. Сам я реалист. По натуре, по душе, по идеологии (мировосприятию). И естественно, что мне дорога именно эта сторона его творчества – реалистическая. Но в общем-то и все его «странности», если на них смотреть философски, – это нормальный художнический, а может, и художественный реализм. Конечно, он никакого отношения к нашему ортодоксальному, дурацкому, так называемому «социалистическому реализму» не имеет (кстати сказать, в подавляющей, непобедимой, ликующей массе своей он не был ни «реализмом», ни даже «социалистическим»). На мой непросвещенный взгляд, социалистическим было вообще все русское искусство, начиная со «Слова о полку Игореве», в отличие от