Маннергейм и Блокада. Запретная правда о финском маршале - Александр Клинге

Действительно, население, сидевшее по лагерям и умиравшее от голода и непосильной работы, не имело элементарных физических сил на какие-либо «трения» с оккупантами. Только в 1942 году, когда стало очевидно, что война может закончиться для Финляндии далеко не так радужно, как предполагалось изначально, финны начали постепенно улучшать положение заключенных. Однако смертность продолжала оставаться высокой.

Если такова была участь гражданских лиц, то какие тяготы выпали на долю советских солдат, оказавшихся в финском плену? Условия содержания советских военнопленных в Финляндии также не сильно отличались от немецких. В своих мемуарах Маннергейм постарался убедить читателя, что финская сторона делала все, что было в ее силах. О своем общении с представителями Международного Красного Креста он рассказывал: «В письме от 1 марта 1942 года, адресованном председателю комитета, я писал, что, хотя Советский Союз и не присоединился к Женевской конвенции и нет гарантий тому, что с финскими военнопленными в России обращаются справедливо и гуманно, мы со своей стороны, несмотря на многочисленные трудности, точно соблюдаем положения о военнопленных, предусмотренные конвенцией. После этого я рассказал об огромных трудностях с продуктами питания в Финляндии и о том, как это сказывается на пайках для военнопленных. Несмотря на то что пайки для гражданского населения Финляндии мы были вынуждены сократить до минимума, калорийность питания, выдававшегося военнопленным, и калорийность продуктов, которые получали люди физического труда, была почти одинаковой».

То, что финское гражданское население испытывало сложности с продовольствием, сомнению не подлежит – это была первая цена, которую пришлось заплатить за повторную встречу с граблями в виде совершенно авантюрной, ненужной войны против СССР. Однако если посмотреть на смертность советских военнопленных и финского гражданского населения, то картина получается очень разная. В годы Великой Отечественной войны в финский плен попало 67 тысяч советских солдат. Из них умерло более 20 тысяч, то есть каждый третий. Ничего даже отдаленно похожего не наблюдалось среди финских граждан. Уже эти простые цифры опровергают слова Маннергейма относительно «одинаковой калорийности продуктов».

Сегодня финские историки наконец-то всерьез занялись не слишком приятной и удобной для финского общества темой обращения с советскими военнопленными. Одна из них, молодая исследовательница Миркка Даниэльсбакка, говорит буквально следующее: «Аргумент о нехватке продовольствия – хороший аргумент, все верно. Военнопленные были последними в цепи продовольственного обеспечения. Нехватка продовольствия сказывалась и в других закрытых учреждениях, например в психбольницах, где смертность также росла. Но финские власти могли влиять на уровень смертности, на то, умирает ли пленных 10 или 30 процентов. Недоедание было причиной смертности, но еще большей причиной стал тяжелый труд. Финны в общем-то поняли это зимой 1941/42 года, когда пленные стали умирать от полного истощения. По этой причине я считаю, что нехватка продовольствия не является единственной или главной причиной высокой смертности. Да, это была часть причины, но если бы она была настоящей причиной, то тогда бы у нас росла смертность и среди гражданского населения».

Проводили ли финны политику целенаправленного истребления советских солдат? На этот счет нет однозначного ответа. Известны факты тайных расстрелов военнопленных, хотя они и не носили массового характера (современные исследователи оценивают их примерно в 5 % от общего числа погибших). Финны предпочитали, чтобы пленные умирали сами. До начала 1942 года их не слишком волновали условия, в которых содержались советские солдаты, хотя объективные возможности снизить смертность были (как это оказалось впоследствии). Как пишет Даниэльсбакка, «когда летом 41-го года отправлялись на войну, думали, что она закончится быстро, к осени, но этого не произошло. Уже к началу 42-го года стали возникать мысли о том, что война не закончится окончательным поражением Советского Союза, и в Финляндии стали готовиться к длительной войне. Разгром немцев в Сталинграде стал окончательным подтверждением этого. После этого финны стали готовиться к будущему и к тому, что Советский Союз всегда будет рядом. Также международное давление сыграло свою роль. В Финляндии стали думать о том, как негативные новости повлияют на репутацию страны».

Иначе говоря, пик смертности советских военнопленных пришелся на 1941 год. В дальнейшем финское руководство поняло, что ситуацию надо менять: война явно затягивалась, обещанная Гитлером победа была все так же далека, и разумная осторожность требовала не раздражать сверх необходимости мировое общественное мнение, а также Советский Союз. Поэтому к пленным начинают относиться более человечно. Подчеркну еще раз – не из человечности, а из простой и эгоистичной предусмотрительности.

После Великой Отечественной войны в Советском Союзе было издано несколько книг, рассказывающих о финских преступлениях на территории Советской Карелии. Сегодня они почти забыты. Разумеется, собранные там свидетельства достаточно тенденциозны и однобоки, целиком доверять каждому из них в отдельности нельзя… и все же фактов, свидетельствующих о тяжелой участи попавших на финскую территорию тем или иным путем советских граждан, более чем достаточно.

Так, в изданном по горячим следам войны сборнике документов приводится рассказ попавшего в советский плен финского капрала Свена Эрика Тейфольга:

«В феврале и марте 1942 года я служил охранником в лагере военнопленных Раутакорпи у города Виипури. Пленные были распределены в бригады по 32 человека. Они работали на лесозаготовках по 10–12 часов в сутки. От бараков до места работы было семь километров, и, таким образом, измученные тяжелой работой пленные проходили ежедневно 14 километров. Их кормили гнилым, неочищенным картофелем, но и его давали так мало, что люди голодали. Во время работы они часто падали в обморок. Все были обуты в ботинки с деревянными подошвами и одеты в изорванное летнее обмундирование, без шинелей, хотя тогда стояли сильные морозы.

Начальник лагеря ротмистр Паунанен приказал нам избивать или пристреливать пленных за малейшие проступки. Один пленный отошел без разрешения в сторону от места работы. Я его пристрелил. Если пленный уставал и не мог работать, его били. Охранник Эриксон и многие другие пристрелили по нескольку пленных. В моей бригаде служил переводчиком пленный по имени Николай. Я избил его, потому что мне казалось, будто он хотел организовать paбoтy не так, как я приказал.

Как-то один пленный остановился, чтобы передохнуть. За это его поставили на более тяжелую работу. Когда он уже не мог работать наравне с другими, его избили. Вскоре он умер. Однажды начальник лагеря вызвал нас к себе и начал ругать за то, что мы не умеем обращаться с пленными. Он сказал: „Я вам сам покажу наглядный пример“.

Всех охранников и всех пленных выстроили на улице. Начальник лично выбрал одного пленного и начал бить перед строем.

Он бил его деревянной палкой до тех пор, пока тот не потерял сознание. Изо рта и из носа у него струилась кровь. Спустя несколько часов пленный умер».