Тоби Лолнесс. Книга 2. Глаза Элизы - Тимоте де Фомбель

Но и он вынужден был признать, что без Мики ему не обойтись.

А Мика был всего в нескольких сантиметрах. Он пытался вскарабкаться на скрещенные пики или как-то между ними проскользнуть. Мика очень замерз, у него потекло из носа и запершило в горле.

Стена из острых пик делила котловину пополам. Попытка перебраться через колючую стену могла стоить узнику жизни. Старым ученым и Облезлым видеться было строго-настрого запрещено.

Между тем день за днем Мика, Лунный Диск и другие пленники, упорные, как капельки воды, что стачивают любой камень, пытались найти хоть какую-нибудь лазейку.

Они хотели поговорить со старичком.

Старичком с прозрачными кружками на глазах.

Старичком с блинчиком на голове.

Первым о старичке заговорил Лунный Диск. И все сразу вспомнили, что видели его, когда их привезли в котловину. Именно старичка с кружками на глазах и черным блинчиком на голове. Так они называли очки и берет Сима Лолнесса. Старичок показался им добрым и умным, и они надеялись, что он сможет им помочь. К тому же Лунный Диск рассказал, что старичок заговорил с ним и расспросил о медальоне, который повесил ему на шею Ветка.

Люди Травяного Племени, которые каждую осень переплетали колоски, готовя зимнее жилье, хорошо знали, что всегда нужно действовать сообща. По другую сторону стены тоже находятся узники, и они, возможно, готовы сплести свои судьбы с судьбами Травяного Племени.

— Я видел стариков, — сказал Джалам. — Они покрыты инеем, работают целый день в котловине, как мы. Я видел их мельком, но заметил среди них одного с блинчиком на голове.

Были в Травяном Племени и такие, кто не хотел никому верить на проклятом Дереве.

— Здесь нельзя доверять никому, — говорили они.

Тогда Джалам спрашивал их:

— Вспомните Ветку. Разве вы не доверили бы Ветке льняной пояс своей дочери?

Ответом ему служили одобрительные возгласы. Даже самые осторожные признавали: знакомство с Веткой убеждает их, что на Дереве живут не только злодеи.

И вот люди Травяного Племени начали по очереди приходить к баррикаде из пик и проводить там ночь за ночью, ища проход, чтобы встретиться со старичком.

Внезапно Мика вспомнил, что Льев его заждался. Этой ночью к старичку не пробраться. Он резко повернул назад, и в его бурой робе образовалась прореха. Травяное Племя тоже обрядили в одежду каторжников, которая подходила им как подтяжки ящерице, и смешила пленников до слез.

Они тыкали друг в друга пальцами и корчились от смеха. Особенно нелепыми им казались брюки. Две трубы, соединенные на поясе, вызывали у них гомерический хохот. Почему бы и на уши не надеть мешочки?

Слыша этот смех, охранники страшно злились. Пленники должны чувствовать себя униженными, а они веселятся! Облезлые не переставали удивлять и огорчать тюремщиков. И вовсе не непокорностью, а хорошим настроением, терпением и крепкой дружбой. Люди оставались людьми, и это крайне оскорбляло тех, кто поставил себе целью сделать из них затравленных злюк.

Слепой и глухой Льев вот уже полгода не знал, где именно они находятся, но правила, по которым жили в этом месте, он усвоил.

Заточение. Добрые. Злые. Работа, которую нужно сделать.

Необходимость стоять.

Поначалу люди Джо Мича сочли Льева идиотом. Льев не отвечал на вопросы и улыбался, глядя черными глазами в пустоту. Охранникам сразу захотелось с ним расправиться, сделать из него мишень для тренировки по стрельбе. Но Мика показал им, как Льев способен трудиться. С пятью брезентовыми ведрами, привязанными к поясу, и двумя на плечах, он спускался и поднимался, держась за веревку, работая за четверых.

И Льеву дали шанс, ожидая, что он выдохнется или переломает себе руки и ноги. Охранники не сомневались: в один прекрасный день они сведут с ним счеты.

Льев ощутил вибрацию — кто-то идет, но еще далеко. Потом он узнал скользящий шаг человека своего племени, а потом Мика взял его за руку.

Они вернулись в барак и легли на свои места. В темноте приподнялся на локте Лунный Диск.

— Вы пришли?

— Да.

— Видели старичка?

— Нет.

— Спокойной ночи, Мика. Спокойной ночи, Льев.

— Спокойной ночи, Лунный Диск, — ответил Мика.

Льев уже спал. Ночью во сне он снова видел картинки, слышал звуки, накопленные в великом множестве в детстве, пока его не настигла страшная болезнь. Его сны были цветными, солнечными, ему улыбались ласковые лица, он слышал песни, веселые голоса, журчанье ручейка в траве…

Этой же ночью в бараке Сима Лолнесса проходило совещание. На кроватях сидели тридцать старых сухоньких мудрецов, похожих на мальчишек, которые ждут сигнала, чтобы начать бой подушками.

Они ждали, что скажет Сим, который, закрыв глаза, производил сложный расчет.

— Три месяца. Нам понадобится еще три месяца.

В ответ послышался единодушный усталый вздох, а кое у кого по морщинистым щекам потекли слезы. Несколько часов назад они были уверены, что подземный ход завершен. Оказалось, что работать предстоит еще три месяца!

А когда ты старый и изможденный, каждый день на счету.

Дело в том, что незадолго до вечернего собрания Зеф Кларак, работавший в туннеле, пробил щель наружу, но тут же обернулся к Лу Танну, работавшему вместе с ним, с очень странным выражением лица. Старый сапожник спросил:

— Что случилось?

Уродливое лицо Зефа перекосила гримаса, и оно стало еще уродливее. Зрелище было ужасным!

— Вонь!

Лу Танн отстранил Зефа и просунул голову в щель… И сразу же, зажав нос, отпрянул.

— Зловоние!

— Дух свободы, — с горькой иронией прошептал Зеф. — Что будем делать?

Сквозь щель донеслись странные звуки — что-то вроде ворчанья и журчанья.

— Выгляну еще раз и постараюсь понять, в чем дело.

На этот раз Зеф высунул голову по шею. И увидел перед собой два огромных башмака, которых до этого не заметил. Запах стал невыносимым, но он окончательно все понял, когда ощутил еще и табачный дым. Зеф прикрыл щель и повернулся к Лу Танну.

— Это туалет, — прошептал он. — Туалет Джо Мича.

Лу Танн вздрогнул и стукнулся головой о стену.

— Сто тысяч молей и сороконожка! Мы ошиблись направлением.

Ночью в бараке Зеф и Лу рассказали всем остальным о своем открытии. Команда пришла в отчаяние. Задержка на три долгих месяца! Сим Лолнесс не мог усидеть на месте. Он находился в страшном возбуждении и невольно улыбался.