Тоби Лолнесс. Книга 2. Глаза Элизы - Тимоте де Фомбель

Тоби тоже узнал его сразу — это был Плюм Торнетт, немой племянник Виго Торнетта, который разводил у себя на ферме личинок.

— Мы лесорубы, — сообщил Торфу Джо Мичу.

Похоже, сообщение толстяка озадачило: он собирался и эту добычу сделать вкусной колбаской. Ворча себе под нос, Мич почесал за ухом, потом поманил одного из своих людей. Тот наклонился, стараясь уловить в бульканье слюны какой-то смысл. Потом выпрямился, побледнев, испугавшись, что мог разгневать хозяина.

— Большой Сосед, я… все мы помним, что дровосеков мы не трогаем…

Джо Мич снова что-то проворчал.

— Произошел несчастный случай, — подхватил Шань. — На нас напали, но больше такого не повторится.

Мич потянул поводок и взъерошил волосы Плюма. Пока сообщество дровосеков было вне его досягаемости, но Джо Мич мечтал, как в один прекрасный день нанижет горстку гордецов на огромный вертел. Мысль о шашлыке его забавляла. И ему очень нравилось чувствовать, как под его рукой дрожит от страха бедняга Плюм.

После недолгих переговоров высотников извлекли из котла, и кортеж Джо Мича двинулся дальше, оставив их посреди дороги.

Прежде чем тоже тронуться в путь, дровосеки отыскали лужу и смыли с себя кровь, чтобы не стать приманкой для всех хищников Дерева.

Выжимая одежду, Тоби смотрел вслед удаляющемуся кортежу, но видел перед собой лишь несчастного Плюма. У него в груди клокотал гнев. Когда же придет день мести?

А еще он думал об Элизе.

Помнит ли она о нем? Она так своенравна! Всегда оказывалась не там, где он ожидал. И так независима. Никогда не хотела никому принадлежать. Тоби горько вздохнул. Надеяться на память Элизы все равно что думать, будто бабочка, которую он посадил на цветок много лет назад, до сих пор ждет его на том же месте. Разве такое возможно?..

Нильс снова уехал к Лео Блю на Вершину. Может, именно в эту минуту он говорит с Элизой. Тоби вдруг стало страшно. Что если он больше для нее не существует?

В этот момент Нильс и правда говорил с Элизой.

Но она его не слушала. Она над ним смеялась, предпочитая оставаться в одиночестве и наблюдать за Тенью, которая снова заняла наблюдательный пост на вершине Яйца. Тень — компаньон поинтереснее, чем незваный гость. Ее появление всегда будоражит воображение. А в словах Нильса одни банальности.

Элиза сидела, поглаживая свои ступни. Она давно научилась прятать светящиеся линии, нарисованные на них гусеничными чернилами.

Незадолго до того как расправились с их кошенилями, мама сказала:

— Не думала, что такое может случиться, но…

Прекрасная Иза обняла дочку и посмотрела ей в глаза, они сидели после ужина среди разноцветных ширм на красном матрасе.

— Я никогда не скрывала от тебя, откуда мы пришли и кто мы такие.

Элиза кивнула. Она знала, что они родом с равнины, что мама выросла среди Облезлых. Но это всё. Она понятия не имела, почему они оказались на Дереве…

Элиза наклонила голову. Она никогда ничего не спрашивала у матери и в этот вечер тоже не решалась пуститься в расспросы.

— Понимаешь, Элиза, мир стал для нас опасен.

Иза взяла в руки чашку с коричневым порошком.

— Пыльца сатурнии, ночной бабочки, — пояснила она.

Иза взяла дочь за щиколотку и намазала маленькую ступню содержимым чашки.

Светящаяся чернильная полоска погасла, потом исчезла.

Элиза вздрогнула. Она вдруг почувствовала себя совсем беззащитной.

Иза протянула ей чашку с пыльцой. Девочка взяла ее и стерла светящиеся полоски со ступней матери.

Они обе чувствовали, что совершили очень важный и печальный обряд.

Ступни — священная часть тела у Травяного Племени. Благодаря им люди равнины постоянно ощущают свою связь с землей и называют ноги «стеблем тела», потому что ступни постоянно касаются земли.

Светящиеся полоски стираются в редчайших случаях, в самые страшные и трагические времена.

В ту ночь в своем разноцветном доме Элиза с Изой спали, крепко прижавшись друг к другу. Им казалось, что они слышат вокруг шорох крыльев сатурний, мрачных ночных бабочек. Какие связи оборвали они, если вдруг почувствовали себя такими одинокими?

Пленница Вершины Дерева, Элиза взглянула на свои, теперь самые обыкновенные ступни. Она знала, что, стерев светящиеся полоски, мама спасла ей жизнь.

— Вы слушаете меня?

— Нет, — ответила Элиза.

Нильс Амен стоял перед ней и тяжеловесно описывал достоинства Лео Блю.

— Вы неверно о нем судите, — продолжил он свою речь. — Наше представление о человеке может измениться. Я хорошо знаю Лео…

«Опять все сначала…» — подумала Элиза.

Она давно поняла, зачем пришел Нильс. И решила, что он полный идиот. Она подняла умоляющий взгляд к вершине Яйца, прося Тень избавить ее от невыносимого зануды. Но Тень, по своему обыкновению, оставалась неподвижной.

— Лео Блю совсем не такой, как вы думаете. Лео Блю…

— Я все поняла! Поняла! Поняла! — заорала в ярости Элиза.

Нильс замолк. Он понял, что долгожданный миг настал…

Элиза перевела дыхание. Как Тоби мог дружить с этим тупицей?! Лео Блю, Нильс Амен… Элиза постаралась утешить себя мыслью, что, может, и хорошо, что Тоби далеко и не видит, что сталось с его друзьями.

Это потому, что она подумала о Тоби?.. Какое странное ощущение! Элиза закрыла глаза и поняла, что слушает Нильса Амена, который заговорил вновь.

— Жизнь, Элиза, похожа на заброшенный пчелиный улей. Ты идешь по нему. Ты в нем заблудилась. Золотистый свет похож на мед. Ты вдыхаешь запах воска. Зовешь. На твой голос откликается эхо. Ты ищешь того, кого потеряла. Это и есть жизнь.

Нильс набрал полную грудь воздуха и продолжил:

— И вдруг на тебя, жужжа, летит пчела. Ты падаешь на землю, закрываешь голову руками. Пчела пролетает над тобой. Ты поднимаешься, твое платье испачкано медом. Тебе страшно. Но ты слышишь голос. Это тот, кого ты искала. Он здесь. Ты бежишь по коридорам улья. Находишь его. И не признаешься, что боялась. Это и есть жизнь, Элиза.

Элиза отвернулась, чтобы Нильс не увидел ее залитого слезами лица. Что это? Что происходит?

Лео Блю, продолжавший нависать темной тенью над Нильсом и Элизой, недовольно нахмурился. Что это он там несет? Странное, непонятное. И в то же время необычайно волнующее…

Нильс не понимал, доходят ли его слова до прекрасной Элизы, но продолжал говорить так, как просил Тоби.

— Жизнь — ливень, обрушившийся на Моховой Лес. Тебе кажется, что ты его переждешь, уцепившись за самую высокую ветку, и останешься на ней до конца, до самой последней капли. А внизу тебя упрашивают спуститься. Ты уже дрожишь. Ты можешь заболеть. Перестань упрямиться, Элиза. Тебя ждут дома. Но ты упорствуешь, хотя уже промокла насквозь. Не упрямься, Элиза.